Тишину нарушил саркастический вопрос генерального адвоката Бертье:
— Защита удовлетворена своим «экспериментом»?
— Вполне удовлетворена, — ответил Виктор Дельо, успевший уже вернуться на свое место.
— Суд ждет от вас, мэтр Дельо, что вы объясните причину и этого эксперимента, и публично заявленной лжи.
— Суд, конечно, будет немного недоволен мной,— ответил, улыбаясь, Виктор Дельо,— но я прошу его потерпеть до завтра. Обязуюсь все разъяснить в своей речи. И кроме того, разве нам не предстоит многое узнать из замечательной обвинительной речи, с которой непременно выступит господин генеральный адвокат?
— Суд благодарит вас, мадам, — сказал председатель.— Можете быть свободны. Слушание дела будет продолжено завтра в час дня. Заседание закрыто.
Надзиратели уже увели подсудимого. Зал пустел. Даниель Жени подошла к Виктору Дельо, спокойно вытиравшему пенсне носовым платком.
— Замечательно, мэтр!
— Что замечательно, внучка?
— Ну, то, как вы заронили у присяжных сомнение в виновности подсудимого.
— Да... это удалось, правда? — сказал старый адвокат со слабой улыбкой— И потом, это было крайне необходимо: после выступления свидетелей обвинения общее мнение складывалось не в нашу пользу. Вы могли сами судить об этом по реакции зала.
— Но, мэтр, вы уверены, что все это удастся доказать?
— Ах, вот вы о чем! Уж не считаете ли вы меня выжившим из ума?
— Нет, что вы, мэтр! Я уверена, как и вы, что Жак не убивал. Он не мог убить. Он слишком умен для такого идиотского преступления. И потом... под внешностью зверя я чувствую в нем очень доброго человека.
Старый друг смотрел на нее с добродушным любопытством, а она не решалась вслух признаться в своих мыслях: «Жак — добрый зверь. Даже, наверно, в объятиях. «Зверь», который понравился бы многим женщинам. Мне? Не знаю... Такого мужчину надо только время от времени уметь усмирять. Это, должно быть, не так уж трудно. Но вот, однако же, у этой Соланж не очень-то получалось. Разве что когда она была девочкой, а он еще ребенком. А потом, когда она стала женщиной, а он сильным мужчиной? Под влиянием Ивона Роделека она вышла за него замуж из самопожертвования, а не по любви. А этому бедному Жаку нужна была бы такая любовь...»
И вдруг странная, сумасшедшая мысль вспыхнула в возбужденном сознании девушки: в конце концов, что доказывало, что эта не очень хорошая жена не могла быть преступницей? Она вполне могла бы убить этого американца, подстроив дело так, чтобы вся ответственность пала на Жака: это был бы легкий способ избавиться от слепоглухонемого, которого она, возможно, уже не могла выносить. «Нет! Это было бы ужасно! То,