— И что мне делать, Анна Александровна? — спросил Санека, прикидываясь вечным девственником.
— Месяц-другой — гордиться, через полгода рассказать об этом кому-нибудь по секрету, через пару лет жениться и изредка, до вязкой мечтательности, страдать о том, что могло бы быть, а через десять лет, увидев меня постаревшую в городе, незаметно перейти на другую сторону улицы и, вздохнув, подумать: «Надо же, что с людьми делает время», — ответила я.
— И вам не жалко?
— А разве мы что-то не доделали?
— А того, что могло бы быть?
Нет, это еще хуже, чем про любовь. «Бы, быть» — и я уже в Голливуде, а на руках у меня двое детей: дочь от покойного Сергея Васильевича и сын от здравствующего Сергея Анатольевича, а по лицу растекаются шрамы от серной кислоты, а у владельцев студии — письмо от Наины о моей связи с Гитлером. Если бы со мной случилось все, что могло бы быть, то я ничего бы не успела толком понять и умерла бы от нервного перенапряжения. А тогда мне было бы жалко…
— Санека, мне пора домой, — тихо сказала я.
— А вы еще приедете купать Взятку? — спросил Санека, когда я уже стояла в дверях.
— Всенепременно, — улыбнулась я и подумала, что это была одна из самых лучших антиалкогольных процедур в моей жизни.
И мне совсем не хотелось возвращаться в пустую холодную квартиру и плакать о своем бездарном поведении в полном одиночестве. Мне, вообще, ничего не хотелось. Я устала от себя…
Одиночества не получилось. Кирилл, помятый и измученный, сидел в кресле в обнимку с моим щедро надушенным розовым свитером и притворялся фетишистом.
— Поздравляю, — кисло, но виновато улыбнулся он.
— Тебя также, — сказала я.
— Ты сегодня вышла за меня замуж, — торжественно провозгласил он и протянул мне свидетельство о браке.
— Значит, вчера у тебя был просто мальчишник?
— Анечка, ты несправедлива…
— Потому что ты — отражение Галиных недоделок и кошкина вонючка. Можешь завтра же подавать на развод, — гордо сказала я.
— А если я тебя люблю и никогда больше не буду? — спросил Кирилл, кидая еще одну гранату в воронку, созданную Санекой. — Это что-нибудь меняет?
— Ничего абсолютно. — Я сама не знаю, почему была так неприступна.
— А я тебе подарок купил, — огорченно улыбаясь, сказал Кирилл.
— Ну и что? — спросила я строго, но почти заинтересованно. Хитрым он был, этот последний пионер, хитрым и наглым.
— Хорошенький такой, — еще более огорченно сказал он.
— Один всего подарок? — недовольно вздохнула я.
— Один, но свадебный. Не Гале ж его теперь отдавать, — улыбнулся он.
— Ах так? — возмутилась я, а Кирилл протянул мне три маленьких ключика: