«Ну да. На следующий год… – грустно сказал сам себе Ивар. – Они растут так быстро, что через год ему будет нужно что-то совершенно другое – а поди, догадайся что! Черт его знает, что в голове у этих подростков – какая-то вселенская бетономешалка там работает».
Офицер включил рацию – под ее ровное шипение и треск ему легче думалось. Парень шел в горы, один, без рюкзака и одет был довольно легко. На вид ему около пятнадцати – совсем не тот возраст, чтобы мотаться по горам. Скоро стемнеет, а до ближайшей деревни километров двадцать. И больше вокруг ничего – кроме закрытых летних домиков. И еще… лицо у него было странноватое, у этого автостопщика. То ли он пьян, то ли под кайфом.
Не должен зимой подросток бродить по горам. Ивар потихоньку начал сдавать назад. И ведь подумать только – почти доехал до Овре. Оттуда по трассе до дома рукой подать. Ивар Содерквист был хорошим полицейским. Но в этот раз исполнительность и чувство долга сыграли с ним злую шутку.
– Куда направляешься? – Содерквист поравнялся с бродягой и опустил стекло. – Не холодновато для прогулок?
Юноша остановился. Повернул голову. Уже темнело, и Ивар толком не разглядел его глаз. Только обратил внимание на их белесый цвет.
«Глазная болезнь? – сочувственно подумал он. – Бедолага…»
– Для прогулок? – протяжно и слегка удивленно повторил «автостопщик», будто пробуя слова на вкус. – Холодновато?
– Вот и я говорю! Ночью мороз ударит! – Ивар энергично замахал рукой, приглашая его в салон, но в нем росло недоумение, недоверие… нет, страх. Этот мальчишка пугал его, взрослого, хорошо подготовленного мужчину.
– Садись, говорю, доброшу до деревни. А еще лучше отвезу в Овре.
– Не надо в город. – Парень подцепил ручку двери – не с первого раза, словно разучился пользоваться пальцами, – и сел на заднее сиденье. – Надо вперед.
– Хорошо, – согласился Ивар и нажал на газ. Он добросит этого чудака до деревни и попросит за ним присмотреть. Сделает доброе дело, и домой, спать. А подарок Эрику, так и быть, завтра с утра заберет.
– А ты смелый. Не боишься по горам в такое время бродить, – офицер Содерквист решил скоротать дорогу до деревни за разговором. Двадцать километров в темноте по горным серпантинам могут показаться очень долгим путешествием.
– Хайкингом[25] занимаешься? Экстремал… А у меня сын горные лыжи любит. И панк-рок. Он примерно твоего возраста.
Парень не отвечал, и Ивар замолчал. Офицер сосредоточился на дороге – конус фар выхватывал из темноты узкую заснеженную ленту асфальта, блестящие полосы отбойников и изломанные серые стены – в наледи и пятнах снега. Порой мягкая лапа света, которой джип ощупывал дорогу, проваливалась во тьму, ограниченную лишь яркой границей отбойника. Тьма означала пропасть. В такие зимние вечера, на таких дорогах Ивару порой казалось, что в сказках о троллях есть доля истины. Разве не тролль сейчас навесил над дорогой свой гигантский, изъеденный ветрами каменный нос? Снег сверкает в его глазницах, тьма притаилась во впадине рта, ветер рвет упрямый можжевельник его лохматой шевелюры.