Потребовал:
— Хочу пива.
Не дождавшись от Лежнева сочувствия, Любовь перешла к делу:
— Сколько ты хочешь?
Ковыряя во рту зубочисткой, он небрежно бросил:
— Двести кусков и ту бумажку, которую ты выкупила у козла комиссара, чтоб он сдох.
— Хорошо.
Любовь решила не торговаться, чтобы не раздражать его. Потом что-нибудь придумает. Сейчас с ним надо по шерстке, по шерстке…
— Двести тысяч долларов при условии, что больше я тебя не увижу.
Лежнев кивнул.
— Мне твоя рожа тоже не доставляет удовольствия, — нагло заявил он.
Лучше бы он снова дал ей оплеуху!
— Бумажку, как ты говоришь, я не отдам. Это будет моя гарантия, что ты снова не станешь меня преследовать.
— «Гарантия», «преследовать»! — с издевкой повторил он. — Детка, будь проще. Гони все. Иначе…
— Иначе?
— Мне терять нечего. И если придется выбирать, где сидеть, то лучше я сяду за убийство в тулонскую тюрьму, чем еще раз окажусь в твоей сраной Москве. Сыт я по горло родиной предков. А Франция меня России не выдаст. На родине я раньше засветился, так что лет семь посижу спокойно в Тулоне в камере с телевизором. А вот тебе за убийство мужа придется сидеть в ГУЛАГе.
Любовь подумала, что кретин свою выгоду знает.
— ГУЛАГа давно нет.
— Да? А Сибирь осталась? От бумажки Тораньяна тебе ведь никакой выгоды.
— А тебе?
— А мне она дорога как память.
Любовь пересилила свое отвращение к нему, притворилась лапочкой:
— Дорожные чеки «Томас Кук» тебя устроят?
— Ни хрена. Гони наличность.
Через час Леже встал без объяснений и ушел, предупредив ее на прощание:
— Даю день на обналичку. Завтра я тебя сам найду.
Он ушел, а она так и не узнала, чем он теперь занимается и в каком отеле живет. Впрочем, его судьба не повод для головной боли, о себе бы подумать.
И как чувствовала, что Лежнев еще доставит ей неприятности. Не успела выплатить ему и половины, как этот придурок вляпался в скандал…
Лениво шевелящиеся щупальца мысли подсказывали Любови единственно верное решение: немедленно собрать чемоданы, выкупить билет на сегодняшний рейс и улететь, оставив Лежнева там, где ему и следует находиться ближайшие сто лет.
Несколько минут она наслаждается воображаемой свободой, но ощущение радости тает, сменяется чувством опустошенности и страха. Любовь прекрасно понимает, что, выйдя на волю, он ее разыщет.
«Малышка, запомни, мы с тобой повязаны», — скажет он с кривой усмешкой, нажимая на ее нос, как на кнопку.
Проходя через малахитовый холл отеля, Любовь задержалась у стойки портье. На стойке разложены соблазнительные каталоги авиакомпаний, обещающих перенести вас моментально в любую точку земного шара.