Завальнюк не успевал и рта открыть. Его буквально затерли. Тем более, что он не понимал, как аукционист ведет торги — соседи по партеру вроде бы только успевали поднять руку, а суммы никто вслух не называл. Ни разу в жизни не участвовавший в подобных аукционах, Завальнюк подозревал, что народ обменивается с аукционистом, ведущим торги, условными знаками. К тому же его крайне раздражал литературный секретарь, повисший на спинке его стула и дувший в ухо: «Шеф, вы что? Из-под носа уводят. Пошевеливайтесь, не тяните, сейчас перехватят! Картина стоящая! Не сомневайтесь».
Как будто он сомневался.
— Пятьдесят семь тысяч! — выкрикнул аукционист.
Легкий гул азарта пронесся над головами покупателей.
— Шестьдесят!
— Семьдесят!
— Семьдесят пять!
Завальнюк молчал.
— Семьдесят две!
— Семьдесят две с половиной!
По рядам пронесся нервный смех. Атмосфера накалялась. Сумма, казалось, достигла своего потолка, дальше счет шел на тысячи, и никто не хотел прогадать — ни аукционист, ни зрители.
— Семьдесят три!
— Прекрасное полотно, полное искреннего чувства и настоящей чувственности, — подзадоривал аукционист, убедительно прикидываясь знатоком живописи.
— Семьдесят пять тысяч — раз… Семьдесят пять тысяч — два…
Завальнюк поднялся во весь свой могучий рост, поднял руку (что было уже совершенно лишним, он и так приковал к себе внимание всего зала) и весомо заявил:
— Сто!
Аукционист сделал паузу, достаточную для того, чтобы предложенная грандиозная сумма дошла до сознания потенциальных соперников. Затем повторил:
— Сто тысяч — раз…
Он выдержал паузу, как хороший актер.
— Сто тысяч — два!
В зале наступила мертвая тишина.
— Сто тысяч…
Других претендентов на шедевр Арамова не нашлось.
— Три! Продано! — звонко ударив молотком, объявил аукционист.
После торгов Завальнюк выписал чек и приказал доставить картину в свой офис. К нему подвели бледного, обалдевшего от счастья художника, который что-то бормотал. Со всех сторон их окружили люди, которые поздравляли, хвалили приобретение, пожимали художнику руку, хлопали по плечу, совали визитки. Завальнюк хотел вырваться и уйти, но Стас его остановил, прошептав на ухо:
— Что вы, шеф! Хозяин галереи дает фуршет, обязательно надо остаться.
Завальнюк озирался по сторонам, как медведь, обложенный собаками, ища кого-то в толпе… Но Любовь исчезла, и шефу в наказание за благородно потраченные сто кусков довелось провести час в обществе кибер-речников. Для людей, исповедующих стиль панк, питерские художники неплохо разбирались в итальянских винах и индийской кухне.