Случилось горе у Алевтины Кирилловны. Как быть, с кем посоветоваться молодой, одинокой женщине? Конечно, лучше всего ей сходить к Федору Романовичу, соседу. Не раз он выручал ее из беды житейской, выручал деньгами, мудрым советом.
Без стука и без разрешения вошла в прихожую Алевтина Кирилловна, осмотрелась.
– Федор Романович, где ты? Целую неделю у тебя был дом на замке, где пропадал-то?
– А-а, белая лебедушка моя в чум прилетела! Проходи, Алюшенька-краса, любовь моя, порхай к столу, присаживайся, – говорил старик из другой комнаты.
– Ладно ли с тобой, дедушка?
– Все у меня ладочком-порядочком… Без штанов сижу, пуговицы перешиваю. Толстел, толстел, а теперь за одну неделю потоньшал, штаны спадают.
– Не стесняйся меня, дедушка, я пройду.
– Чо тут стесняться, ты – доктор.
– Да не доктор я, дедушка, фельдшерица.
Алевтина Кирилловна невольно рассмеялась, когда прошла в комнату: старик действительно сидел без штанов на скамейке и пришивал пуговицы. В длиннополой вельветовой толстовке он был похож на воинственного тонконогого петуха.
– Давай-ка, дедушка, я с твоими штанами управлюсь…
– Не подходи… Раздразнишь женским духом, начну бить копытом, – пошутил старый цыган.
Помогла Алевтина Кирилловна старику не только перешить пуговицы, но и наложить заплаты-надколенники.
Молодая женщина закурила. В цыганской избе запахло ароматным дымом «Золотого руна».
– Так говори, моя любовь-лебедушка: какое горе-несчастье у тебя приключилось нынче.
– Понимаешь, дедушка, ходила сегодня в райком. И что ты думаешь? Наш новый секретарь райкома – тю-тю. Нет его, порхает как бабочка по району.
– Беспартийный я, кровинушка ты моя, с секретарем райкома не кунак, не знаюсь.
– Я и говорю: наш новоиспеченный первый секретарь Виктор Петрович Лучов по району разъезжает. К кому же еще идти жаловаться на следователя Тарханова, как не к нему. Вот и решила с тобой посоветоваться. Понимаешь, Федор Романович, самолетом «скорой помощи» была доставлена в больницу к нам молодая женщина Хинга Тунгирова. Роды у нее были преждевременные. Выкидыш… Ну, значит, пока она в больнице у нас приходила в себя, за ней в основном ухаживала я. Познакомились, подружились быстро. А тут нужно было ей выписываться. Она и приуныла: денег нет, в долг просить стеснялась. Предложила мне Хинга свои золотые серьги. Купила я у нее их. А кольцо она продала нашей врачихе, за пятьдесят рублей. Та, образованная дура, возьми и начни под лупой рассматривать – пробу искать. Вместо пробы обнаружила там какие-то знаки-тамги, «иероглифы» разные. Потащила она напоказ кольцо своему дружку, учителю Метлякову.