Югана (Шелудяков) - страница 28
– Да вы что? Как это случилось?..
– На ночь была чуть приоткрыта вьюшка печной трубы. А печь в холода топилась углем. Сейчас трудно сказать, как это произошло… Угорели…
– Да-а, такое горе пережить…
– Запил Иткар. Спасла Иткара Югана. Увела его на Соболиный остров, в глухой уголок урмана. Там и отошла душа Иткара, а после совершения языческого обряда Юганой «умер» Илья Кучумов и стал жить «новый» человек – Иткар Князев.
– А что случилось на буровой?
– За достоверность не ручаюсь. Ходили слухи, что Илья Кучумов дал указание продолжить бурение. Вместо запланированных двух с половиной тысяч метров забой был на трех тысячах. И тут произошел выброс газа со взрывом. Погибли два человека.
Рано утром геолог и следователь расстались большими друзьями. Матвей Борисович улетал на буровую, в район таежной реки Вах. А следователь отправился на встречу с Метляковым.
Цыганская любовь. Пожалуй, эти два слова вызовут в душе каждого человека представление о неудачной, многострадальной любви. У Агаши самая настоящая цыганская любовь: с романтикой и слезами, с печалью и радостью. Началась эта любовь сорок лет назад. Был в те годы парусный цыган Федор Романович Решетников молодым жизнерадостным мужчиной. Да и Агаша считалась красавицей. Помнит и поныне Агаша день и ночь их первой встречи, помнит и любит по сей день Федора Романовича. И кажется ей, что ее возлюбленный все такой же могучий, только буря и непогодь заплескали седой речной пеной голову парусного цыгана да ссутулил его плечи груз ушедших безвозвратно лет.
С утра ждала Агаша дорогого гостя. Ждала желанного и званого. В избе все прибрано: новые занавески на окнах, домотканые дорожки расстелены на полу.
– Здравствуй, моя белая цыганочка! Здравствуй, русская государыня!
– Любый мой, Федюша! Проходи, родимый, в передний угол, присаживайся к столу. Сейчас почаюем, самовар на шестке песню поет. С «позолотой»?..
– Можно «позолотить»…
Слово «позолотить» означает у Агаши налить в хрустальные рюмочки-стограммовки коньяк долгой выдержки. При желании можно коньяк выплеснуть в чай.
Чокнулись две хрустальные рюмочки с расписными каемками и прильнули к губам солнечными зайчиками.
Настенные часы-ходики стучат древним, усталым «сердцем»: тик-тик. Любопытная синичка-зеленушка прильнула к створке оконной – и клювом по стеклу: тюк-тюк.
– Божья пташка весточку принесла, – тихо сказала Агаша.
Молчит старый парусный цыган. Его «позолоченная» душа отправила думы в далекую молодость; в той дали виделся ему берег Вас-Югана, поросший пышными кедрами и березами. Дымили на стойбище костры. Пахло вкусно вареным лосиным мясом, парной стерлядью. Звон гитары. Пела Лара сказание про белого коня с черной гривой, пела про несбывшуюся любовь. Голос ее плавный, женственный, задушевный, лип к берегам таежным. Вторило песне сонное прибрежное эхо… Причаленную парусную ладью качали волны, и колокол у рулевой рубки на мачтовом откосе разговаривал лениво: динь-нь, бум-м.