— А сам Лабеон что сказал? — спросил Лигарий.
— Лабеон был на моей стороне и осудил обоих.
— Тогда выходит, Лабеон не против быть с нами?
— Я тоже так думаю.
— Кто из нас двоих с ним увидится? — спросил Лигарий.
— Я, — ответил Брут. — Ведь я здоров… Кроме того, поговорю еще с Брутом Альбином.
— Да, — подхватил Лигарий, — он деятельный и смелый человек, к тому же держит собственных гладиаторов для представлений, так что, учитывая это обстоятельство, очень может нам пригодиться. Но ведь он, кажется, большой друг Цезаря?
— Лучше скажи, что он просто легат Цезаря.
Именно в этот момент вошел Брут Альбин. Он пришел осведомиться о здоровье Лигария. С ним поговорили о заговоре. Альбин подумал, помолчал, затем вышел, так и не произнеся ни слова.
Оба друга подумали, что допустили ошибку, но на другой день Альбин встретился с Брутом.
— Ты стоишь во главе заговора, о котором толковали вчера у Лигария? — спросил он.
— Да, — ответил Брут.
— Тогда я с вами всем сердцем.
Заговор быстро набирал силу.
Брут, видя, что самые именитые люди Рима связывают свою судьбу с его судьбой, — не забывайте, что заговор Брута был чисто аристократическим по своей сути, — так вот, Брут, прекрасно понимавший, на какую опасность идет сам и толкает других, старался не выдавать себя на людях ничем — ни поступком, ни словом, ни жестом, ни манерой поведения.
Но у себя дома — другое дело. Его мучила бессонница, и он, словно призрак, бродил по дому и саду. Порция, его жена, которая спала рядом с ним, проснувшись и обнаружив, что одна в постели, страшно страдала и тревожилась, видя, как муж ее бродит среди деревьев, точно лунатик.
Известно, что Порция была дочерью Катона. В пятнадцать лет она вышла замуж за Бибула, с которым мы уже познакомились и знаем, какую роль он сыграл на Форуме во время волнений, подстрекаемых Цезарем. Затем он был назначен командующим флотом Помпея. Оставшись молодой вдовой с ребенком, Порция вышла замуж за Брута.
Дочь Катона, очень любившая второго мужа, была женщиной философских взглядов, или, как говорят, сильной духом. Она не стала расспрашивать Брута о его тайне, пока не проверила себя на стойкость: взяла в руки нож для подрезания ногтей — нечто вроде перочинного ножа с прямым лезвием — и вонзила себе в икру ноги. Лезвие задело вену, и Порция не только потеряла много крови, но долго еще страдала от сильной боли и высокой температуры.
Брут, тоже очень любивший Порцию, никак не мог понять, что же с ней происходит, и сильно испугался, увидев ее бледность. Но она с улыбкой приказала всем служанкам оставить ее наедине с мужем, а затем показала ему свою рану.