Минуту спустя, он уже, как ни в чем не бывало, развлекал Ларису рассказом о том, как во время недавних боев с англичанами возглавил сабельную атаку своего гвардейского полка против бомбейской легкой кавалерии. А затем, игриво крикнув: "Догоняйте, мадам!", вдруг уносился вперед. В этот миг он действительно казался Ларисе легкомысленным и слегка влюбленным молодым офицером, она почти прощала его и азартно скакала за ним вслед. У здания полпредства коварный восточный самодержец галантно помогал "советской аристократке" спешиться и возвращал ее товарищу Раскольникову, который, багровея от бешенства, выходил им навстречу.
- Не стоит так глупо ревновать, Федор, - увещевала мужа Лариса. - Ты думаешь, я хочу соблазнить этого восточного хищника?! Но это же все равно что положить голову в пасть льву! А я не гожусь в самоубийцы.
- Объясни это эмирше! - Раскольников пытливо, словно следователь на допросе, заглядывал жене в глаза и пытался прочесть в них ложь и предательство. Нет, в этот раз она не лжет, но Лара ведет слишком опасную игру, о последствиях которой ее следует предупредить. И он предупреждал:
- Когда-нибудь, прямо на дворцовом приеме, французская стерва - эмирша вцепится тебе в волосы... С нее станется, а не догадается - подскажут! Весь дипломатический корпус уже трясет от утренних прогулок эмира с женой советского полпреда. Будет отличный скандал, и для нас он закончится сама знаешь чем... Ты заигралась, моя милая! Это тебе не Париж, это закоулки проклятой Персии!
- Мне скучно, Федор. - Лариса стряхивала с плеч жесткие ладони мужа, отводила взгляд. - Я развлекаюсь, как могу. Я хочу домой, в Россию...
Последние слова прозвучали почти как жалоба, но, увы, Раскольников уже ничем не мог ей помочь. Он тоже был привилегированным пленником в этой трижды постылой для него стране. Кабул и Москва держали их в двойном плену: полпред не мог покинуть свой пост без разрешения Наркоминдела. А этого разрешения им с женой никогда не получить...
В августе 1921 года Лариса получила известие об аресте Николая Гумилева. И сразу вспомнила их последний разговор в Летнем саду, рассказ про шевалье де Сен-Сира и трагическую уверенность Гафиза в том, что он еще предстанет перед судом "якобинцев" - большевиков... Значит, Гафиз все знал заранее - он провидец, как и подобает поэту. Тогда она обещала его спасти! Ах, если бы находиться сейчас в Петрограде, а не в этой проклятой душной стране!
Об аресте Гафиза Ларисе сообщила мать. В последнем письме, обращенном к дочери, Екатерина Александровна рассказала о том, что Гумилев задержан и сидит на Шпалерной, но все вокруг считают, что дело пустяковое, и Горький с Луначарским все уладят. Все-так в последние годы Гумилев работал под началом Горького в советском издательстве "Всемирная литература", в Институте живого слова, учил поэтически одаренную молодежь и даже читал стихи революционным матросам. Правда, стихи для чтения матросам он выбирал странные и подозрительные - то про какого-то африканского колдуна и подаренный этому колдуну портрет государя императора, то про "светлый лик" Франции, то про Распутина... Как только "братишки-клешники" не застрелили его во время одного из "поэтических вечеров", как только не прервали щелканьем затворов контрреволюционные стишки! Наверное, их позабавила редкостная отвага этого бывшего офицера!