В одном из писем Гафиз попросил прислать ему книгу Прескотта о завоевании Мексики Кортесом. "И скоро я начинаю писать новую пьесу, причем, если вы не узнаете в героине себя, я навек брошу литературную деятельность...", - писал Гафиз. Кого она должна была узнать в героине? Индианку Марину, Малинцин, любовницу Кортеса, которая предала собственный народ и обрекла его на унижения и гибель? Ту самую Марину, которая стирала с лица пот, слезы и кровь - свою и чужую, когда брела по Теночтитлану, разоренному солдатами Кортеса, и видела разбросанные среди пожарищ трупы детей и женщин, груды тел ацтекских воинов, которые не смогли защитить от проклятия судьбы ее родину?
Неужели Гафиз разглядел в ней предательницу? А, впрочем, разве не предательством по отношению к Гафизу и тем офицерам, которые вместе с ним мерзли в окопах и ночных разведках, когда ледяная крупа задувала под башлык и коченели руки и ноги, был ее вчерашний разговор с Федором и невольное согласие на расправы в войсках? Значит, она уже ступила на путь индианки Марины, которая помогла Кортесу и его конкистадорам уничтожить империю ацтеков, ступила невзначай, сама не желая этого? И Гафиз, с его обостренной интуицей поэта, увидел, почувствовал этот путь? Значит там, на фронте, он уже понимает, что Российская империя гибнет, подобно империи ацтеков, и есть два пути - или погибнуть вместе с ней, пытаясь предотвратить неизбежное, или присоединиться к безжалостным воинам Кортеса, которые, словно волки, готовы вцепиться в глотку гибнущей державе. И один из таких волков-оборотней - ее новый друг, Федор Ильин-Раскольников...
От таких мыслей Ларисе становилось страшно, она гнала их от себя, но книгу Прескотта о завоевании Мексики все же раздобыла и перед тем, как переслать ее в Действующую армию, торопливо проглотила страницы, повествующие о Кортесе и Марине. Нет, только не это, только не Марина-Малинцин! В подруге Кортеса Лариса не хотела узнавать себя... Лучше быть "Леричкой, золотой прелестью", любимой и долгожданной. Пусть Гафиз вернется и увезет ее из Петрограда на какой-нибудь остров Мадагаскар, только бы подальше от проклятых вопросов, которые мешали дышать им обоим, прочь от ожидаемой революции, от Ильина-Раскольникова и агитационной работы, даже от собственного отца с его двусмысленной репутацией! Если Гафиз увезет ее - все изменится, они оба будут вдалеке от гибнущей империи и неотвратимой агонии... Куда угодно, только бы с ним - на Мадагаскар, в Абиссинию, в Персию!
Мать Ларисы, Екатерина Александровна, первой заметила, что с дочерью происходят удивительные метаморфозы. Квадратики фронтовых писем Лариса жадно и нетерпеливо вырывала из рук матери, словно погибающая от жажды - стакан с водой. Чтение писем было священнодействием - в такие минуты Лариса запиралась у себя в комнате и ни с кем не хотела разговаривать. Екатерина Александровна тихо подходила к дверям дочери, стучала. Лариса выходила заплаканная, с дрожащими руками, невидящими глазами смотрела на мать, потом снова уходила к себе. "Влюбилась... - вздыхала Екатерина Александровна. - Ну что с ней делать? И в кого? В женатого человека... В прожженного сердцееда...". Лариса напрасно думала, что домашние не знают подробности ее романа. Екатерина Александровна уже успела все выспросить у друга дома - Жоржа Иванова - и услышанное ничуть ее не обрадовало. Даже если этот поэт, адресат стихов и вздохов ее дочери, разведется со своей знаменитой женой - Ахматовой, для Рейснеров он все равно останется человеком чуждых идей и взглядов. Разве может в их семью войти монархист, не сочувствующий социалистической революции? Разве этот Гумилев - пара Ларе, разве сможет он найти общий язык с Михаилом Андреевичем и друзьями их дома? Другое дело - Федя Ильин-Раскольников, с которым недавно познакомилась Ларочка, он - член РСДРП с 1910 года, человек свой, проверенный, настоящий борец! Екатерина Александровна не одобряла роман дочери с Гумилевым и решила при первой возможности поговорить с ней. Но сначала нужно было посоветоваться с мужем.