Еще в то время, когда я была бойцом спецназа, нашей группе приходилось перемещаться по горным тропам, вдоль которых располагались горные кишлаки, и останавливать караваны с большими партиями наркотиков, груженных на лошадей и ослов. Наркотики изготавливались в Афганистане из мака, которым засеяны там гигантские плантации. В этот бизнес были вовлечены тогда все: от простых проводников вроде Расула до работников спецслужб приграничных с Афганом стран. В тот раз, о котором я говорю, нашей группой только за один «заход» было изъято из оборота четыре тонны героина – и весь этот героин был афганского происхождения. А четыре тонны героина – это сорок миллионов доз, в то время как для формирования наркозависимости достаточно двух, максимум трех уколов…
Если Расул и в самом деле работал проводником, то ему и впрямь ничего не стоило за несколько лет сколотить себе княжеское состояние. Увы, Юрий, похоже, не врал .
– И этими деньгами вы хотели откупиться от Елены?
– «Откупиться»… – вскинул он голову. – Не откупиться, а отблагодарить!
Ах ты, гад… Отблагодарить! Женщину, которая растила твоего ребенка как своего собственного!
– Мы оба понимали, как ей будет тяжело… Но деньги, которые Гульнара готова была предложить за Аню… Их хватило бы Елене на всю жизнь.
– И что же, такое предложение было сделано?
– Да. Я пришел… к ней. К счастью, Ани дома не было, я был рад, зачем девочке знать все это? Елена тоже куда-то ушла, но ненадолго, я это понял по тому, что замок в двери был закрыт всего на один оборот. Я стал ждать ее, заодно решил забрать из дома все фотографии Ани. Зачем они Елене, правда? Я вынул альбомы из шкафа, и… вдруг хлопнула дверь – Лена вернулась. Не раздеваясь, она заглянула в комнату, на лице ее было написано изумление, она не ожидала застать меня дома – и тут я, не давая ей прийти в себя, взял ее руки в свои и сделал… сказал ей… в общем, предложение прозвучало. А Лена… она… Ей не понадобилось много времени, чтобы прийти в себя. Она резко толкнула меня в грудь, освободилась и перешла в оборону, уперев руки в бока и выплевывая мне прямо в лицо неистовые, дикие оскорбления – все, чем только женщина может обидеть мужчину, и наступала, все наступала на меня, обвиняя меня в предательстве, в подлости. Она кричала, что я – не человек! Я попятился в кухню… «Замолчи, замолчи!..» – но она не отступала и вызывающе запрокидывала голову с разметавшимися волосами – они падали ей на глаза, и тогда я видел только ее раскрытый, перекошенный в крике рот. Первый раз я видел, чтобы Елена кричала, я даже не знал, что она на это способна, что она знает и может сказать мне такие слова… Я почувствовал, что хочу только одного: пусть она умолкнет! Но она кричала, и в бессильном отчаянии я отступил к шкафу с посудой – дальше было некуда – и нащупал за спиной какой-то тяжелый предмет, и ударил… И тут она… ее крики оборвались сразу, как будто ее выключили. Она схватилась за голову обеими руками – а между пальцами уже появилась кровь, она стекала по рукавам ее плаща и вскоре хлынула широкой алой лентой, и Елена рухнула как подкошенная на пол в коридоре, уставив в стену напротив страшно открытые глаза. Я понял, что убил ее. Убил!