– Никогда?
– Ну, некоторое время. Сам поймешь, когда все уляжется.
– Ладно. – Максим уже не злился. – Я уйду! Только предупредить хочу…
– О чем? – старик вскинул взгляд.
– Военные скоро нагрянут.
– С того берега?
– Да. У них техники полно и приказ есть: всех, кто тут живет, скрывается или еще как-то оказался, уничтожать.
Губы Степана Егорыча исказила усмешка.
– За предупреждение – спасибо. Теперь понятно, откуда волна пошла. А об остальном не беспокойся. Кишка у них тонка. Сколько б сюда войск ни прислали, неприкаянные их разжуют да выплюнут.
– А вы-то как?!
– А нас, по сути, и нет, – загадочно ответил старик. – Все, хватит расспросов. Не поймешь, даже если отвечу честно. Постепенно осознание приходит. Через свой собственный опыт. Иначе с катушек слетишь, сам того не заметишь.
«Вот и поговорили», – с досадой подумал Шустов.
– Иди уже, – повторил старик. – И не думай, что выгоняю. Спасти хочу.
– Куда идти-то?! – Максим не заметил второго выхода.
– А назад ступай. Как вошел.
* * *
В просторном сумеречном зале никого не было. Ни Ивана, ни Стелси, ни четверых путешественников, ни внезапно нагрянувшей толпы народа.
Максим невольно замер в дверях.
Везде, куда ни глянь, мох!
Косматыми прядями свисает с потемневших балок. Стелется по дощатому полу, бугрится в щелях, словно тут никто никогда не жил!
«Что за…» – он мысленно выругался от изумления. Страх накатил спустя пару секунд, накрыл холодной испариной.
«Нас тут, по сути, и нет»… – последняя фраза старика крутилась в сознании, пока он пытался осмыслить ошеломляющую коллизию восприятия.
Откуда свет? Ставни-то закрыты!
Он медленно обернулся, заметил плотный рой огоньков, парящих среди замшелых балок. Сколько же их? Десятка три, не меньше?!
«Это они?! Обитатели хутора?!» – Максима вдруг охватил панический ужас. Разум отказывался воспринимать происходящее.
Он медленно сел на замшелые доски, обхватил голову руками. «Я болен. Инфицирован. Теперь уже точно!»
После мгновенной вспышки страха вдруг наступило полное безразличие. Удар по психике оказался сокрушительным, невыносимым. Больше нет никакой надежды. Я постепенно схожу с ума. Уже начал бредить наяву.
Огоньки не проявляли никакого интереса к человеку, словно не замечали его.
* * *
Максим и сам не помнил, сколько времени провел, сидя на дощатом полу, в приступе безысходного отчаянья.
Ему казалось: все кончено. Идти теперь некуда и незачем.
Каково это – утратить рассудок? Что со мной станет? Галлюцинации участятся? Связь с реальностью будет все тоньше и тоньше, пока не порвется окончательно?
Максим невольно вспомнил толпу инфицированных: сутулые плечи, безучастное выражение лица, потухшие глаза. Серые фигуры, покорно бредущие к машинам. Они еще реагировали на окрики конвоиров, удары прикладов, выполняли элементарные действия, а их разум витал в мире грез?