Мой личный врач (Дмитриева) - страница 105

– Предлагали.

– Почему же вы не пошли?

– Бедных ведь тоже надо кому-то лечить.

– Логично. – Антон Зиновьевич смотрел на меня, но думал он явно о чем-то своем.

– Позвольте теперь мне задать вам вопрос.

– Валяйте.

– Вы с самого первого дня знали, что я не совсем та, за кого себя выдаю?

– В общем-то, да.

– А почему приняли на работу?

– Понимаете, тут такая штука: мой начальник службы безопасности почему-то считает, что мои конкуренты в связи с той нездоровой шумихой, которая поднялась в СМИ в связи с нашим ноу-хау, должны были обязательно попытаться внедрить своего человека в мое окружение, дабы каким-либо способом выведать, что мы затеяли.

Когда Агнесса Николаевна сообщила, что наняла вас сиделкой к моей матери, Павел Васильевич озаботился вашим досье, впрочем, как он это делает всегда, когда мы нанимаем нового работника, и нашел в нем некоторые интересные факты. Они-то и заставили его заподозрить, что вы и есть та самая подсадная птичка, которую он ожидает. Например, его очень заинтересовало то, что еще во времена студенчества вам предлагали специализироваться в области психотерапии, так как у вас были ярко выраженные способности к гипнозу. О своих предположениях он сообщил мне, и мы решили, что лучшее, что можно сделать, это пустить вас в дом и посмотреть, как вы себя поведете. Правда, когда я вас первый раз увидел, то сразу понял, что вы никак не тянете на роль промышленного шпиона.

– Почему это не тяну? – вдруг обиделась я.

Антон Зиновьевич захохотал, блеснув зубами.

– Потому что, дорогая Елизавета Петровна, вы не умеете мимикрировать. Вы даже не сочли за труд войти в образ сиделки и сразу же позволили себе вступить со мной в спор по поводу того, влияет ли возраст на чувство сострадания или нет. Моему деду, старику очень проницательному, вы тоже показались человеком без второго дна. Но вот когда Павел Васильевич узнал про то, как вы легко приручили наших зверюг, он потребовал, чтобы я вам устроил допрос с пристрастием, что я и сделал… Вы удовлетворены моим ответом?

– Вполне, но у меня еще один вопрос.

– Задавайте.

И я ляпнула:

– Почему вы женились на Марии Эрнестовне, а не на Агнессе Николаевне?

Антон Зиновьевич как-то странно посмотрел на меня, потом усмехнулся.

– Обитая в доме в окружении женщин, со временем начинаешь понимать, что живешь в стеклянной банке, как какой-то подопытный лягушонок, и все тебя с любопытством разглядывают… Но я вам отвечу… Мы дружили втроем с юности. Они обе были милые девочки. И по человеческим качествам мне даже больше нравилась Агнешка… В ней было что-то очень цельное… Но она не обращала на меня внимания… Не подумайте, что я по этому поводу переживал. Я отдавал себе отчет, что внешне я малопривлекателен – невысокий, носатый, прыщавый вьюноша, но это не мешало мне быть абсолютно уверенным в себе: я знал, что у меня есть другие достоинства… То есть, поверьте, никаких комплексов у меня не было. Мне сулили блестящую карьеру в науке. К тому же я занимался спортом, был кандидатом в мастера по классической борьбе, по биатлону и мастером спорта по шахматам. Естественно, что у меня были романы, особенно если учесть, что я еще застал достославную эпоху студотрядов, но никаких матримониальных планов я во время учебы в институте не строил, и холодность ко мне Агнешки меня попросту забавляла. Но Маше, я, по-видимому, сильно нравился, потому что она с удовольствием проводила со мной время, и мы часто с ней вдвоем ездили в Москву в театры и на концерты. Она – веселая, очаровательная, чуть-чуть кокетливая (в отличие от буки Агнешки), была примой школьного поэтического театра, который организовала моя маменька, потрясающе читала стихи и пользовалась большим успехом не только у своих сверстников, но и у моих. Кроме того, она была девочкой из хорошей семьи: ее отец работал главным конструктором на крупном закрытом заводе и дружил с моим дедом. Так получилось, что мы постепенно с ней поняли, что вдвоем нам лучше, чем порознь. И мы решили пожениться, правда, время для этого выбрали не самое удачное: когда до науки никому дела не было. Мы жили вначале трудно, но Машуля никогда ни на что не жаловалась, никаких материальных благ от меня не требовала и своей жизнерадостностью, оптимизмом и добродушием помогала мне двигаться вперед. Что меня радовало в ней, так это то, что, когда я со временем, занявшись бизнесом, стал зарабатывать очень большие деньги, она не изменилась и оставалась такой, какой всегда была, – веселой, доброжелательной, смешливой… Иногда я ее называл «мой веселый чижик»… Но, к сожалению, ее здоровье было подорвано неудачной операцией… После чего через определенное время в моей жизни появилась Галя…