– Это не я молодчина, это Лиза заставила меня встать с постели. Сама бы я не осмелилась, – ответила Вера Дмитриевна.
Агнесса забеспокоилась:
– А это вам не повредит? Может быть, следовало сначала с Евгением Эммануиловичем проконсультироваться? Кстати, он как раз обещал сегодня к одиннадцати приехать.
Евгений Эммануилович, как я поняла, был тот самый академик, который лечил семью Шадриных и, видимо, пользовался в доме непререкаемым авторитетом. Я решила успокоить домоправительницу:
– Полагаю, лечащий врач не будет возражать, ведь чем раньше больные после инсульта начинают ходить, тем быстрее восстанавливаются у них двигательные функции.
Евгений Эммануилович, который явился с часовым опозданием, ссылаясь на жуткие пробки на дорогах, оказался высоким импозантным джентльменом лет пятидесяти с львиной гривой седеющих пышных волос, вальяжной походкой и холодными глазами навыкате. Он был облачен в шикарный костюм и благоухал дорогим парфюмом. Сопровождающая его Агнесса робела перед ним, как школьница.
– Ну-с, голубушка, Вера Дмитриевна, как мы себя чувствуем? – бархатным, хорошо поставленным голосом спросил он мою подопечную, прослушав пульс и поводив перед ее глазами золотой шариковой ручкой, вынутой из нагрудного кармана.
Та ответила, что чувствует себя значительно лучше, чем на прошлой неделе, и очень довольна новой сиделкой, которую пригласила Агнесса Николаевна.
После этого Евгений Эммануилович соблаговолил обратить свое внимание на меня, вручил свою визитную карточку и, называя «деточкой», распорядился продолжать давать больной все назначенные им лекарства.
Выслушав с должной почтительностью его наставления, я доложила о своей инициативе.
– Сегодня я помогла Вере Дмитриевне сделать несколько шагов по комнате. И у нее это, по-моему, неплохо получилось.
Евгений Эммануилович величественно нахмурился и менторским тоном произнес:
– Деточка, не будем спешить… Я сторонник щадящих методов. Пока акцентируем внимание на массаже, лечебной гимнастике, а к ходьбе следует отнестись очень осторожно, главное – никаких перегрузок.
В этот момент в комнату вошла хозяйка дома, и лицо академика озарила улыбка, а его голос приобрел, я бы сказала, мурлыкающие интонации, какие появляются у моего Персика, когда я чешу ему пушистое брюшко.
– Галина Герасимовна! Свет очей моих! – он изящно согнул стан, поцеловал красавице руку и разразился потоком весьма банальных комплиментов из серии «зубы – жемчуг, а губки – коралл, хороши также грудь и улыбка».
– Нет, ей-богу, я совершенно не понимаю уважаемого Антона Зиновьевича, как он может лишать общество такого бриллианта, – не отпуская руки мадам Шадриной, разливался соловьем Евгений Эммануилович. – С вашей феерической красотой вы могли бы стать телезвездой, героиней сериалов. А всего-то и нужно, чтобы уважаемый Антон Зиновьевич ударил палец о палец. Вон даже, – и академик назвал фамилию весьма известного нефтяного магната, – даже он свою коровищу спродюсировал, и она у него, безголосая, вовсю в телевизоре поет. А вы-то, королева, царица, вам богинь играть! Честное слово, пойду к вашему супругу и скажу ему, как он смеет такое сокровище держать вдали от блеска софитов! Или нет, лучше я с Федей Бондарчуком поговорю, он как раз собрался что-то историческое снимать…