Из раскоряченной позы, в которой я находился, прыгнуть было сложновато, но как сказано в песне «мы преодолеем». И мы преодолели. Пузатым тигром сквозь тьму метнулся мой организм и застыл в шатком равновесии на камне. Носок, я думаю, запачкался, но грязная жижа в обувку не попала.
Кругом измена. Измазанная грязью подошва скользнула по грубой башке булыжника. Метнулись огненными полосами освещенные окна в темных глыбах домов, тело напряглось в ожидании удара, но нога вдруг с тугим шлепком встретила препятствие. И я выровнялся. Скосил глаза и увидел, что вторая нога тоже стоит на булыжнике. Крепко так. Я немного проморгался, потому что в глазах рябило. И в голове слегка шумело. Все-таки резкие движения мне еще противопоказаны. Голова хоть и костяная, а нежного обращения требует. Сотрясение мозга как известно штука коварная.
Стало как будто светлее и вдруг я совершенно четко увидел почти сухую тропинку идущую к дому. Сразу уверившись в себе и прекратив критику руководства города, легко добрался до нее и уже не судорожными прыжками, а основательным таким шагом солидного мужчины, занимающего определенное положение в обществе, направился к дому. И скоро вышел на качественный уже асфальт. Сбил грязь с подошв и двинулся туда, где меня ждал телевизор, диван и яичница с колбасой. Шикарный холостяцкий ужин.
На углу стояли подростки. Сначала я не понял, что отличалось. И понял. Музыка. В кругу мальчишек надрывался магнитофон. Вообще-то у нас как-то такое не принято. А посреди в некоем подобии брейкданса ломался сын моего соседа. Человека весьма сурового. Нет, не подумайте, я не против танцев. Очень даже за. Но не принято. Понимаете? Не принято. Архаичные у нас в этом плане нравы.
Мало того, что орала музыка, и кто-то там бесновался в кругу. Детки встали так, что обойти их, не вляпавшись при этом в грязь, не было никакой возможности. Это было весьма удивительно. Молодежь у нас по сравнению с тем, что пишут в газетах о подрастающем поколении, весьма прилично воспитана. Казаки.
Чтобы не мешать молодежи веселиться я попытался аккуратно подвинуть одного, но встретил очень неожиданную реакцию. Парень вдруг с шипением вывернулся из-под моей руки и отскочил, выставив перед собой скрюченные пальцы.
— Проходишь — проходи, — с ненавистью выдохнул мальчишка.
— Вовка, да ты что, не узнал меня? — оторопел я.
— Узнал. Узнал. Я тебя на всю жизнь запомнил. Метку твою ношу. Сам-то узнаешь? — и коснулся скрюченным пальцем взявшийся коростой рубец на щеке.
Я, конечно, узнал. Когда мы вселялись, дерзкий малолетка вскарабкался на столб, чтобы вкрутить лампочку. Хвастался. Как же. Весь двор шелохнуться боялся, пока он там, как обезьяна, висел. А вот когда спускался, руки видно устали и решил парень по столбу съехать. Да вот, похоже, столб этот в пятницу после обеда делали. Кусочек арматуры торчать и остался. Небольшой такой, острый. Хватило его мальчишке щеку до скулы пропороть. Хорошо глаз целым остался.