– Можно один вопрос?
– Один – можно.
– Я могу позвонить своим друзьям? Лоле и Анджею?
– Нет. Их уже нет в живых. Я приказал их ликвидировать.
Тут я начинаю беззвучно плакать. Я вспоминаю Лолу. Ее планы и мечты: устроиться куда-нибудь в приличное кафе с приличной зарплатой и играть там джаз. А еще мечты встретить свою любовь… и ничего этого уже нет. А Анджей! Они умерли, так и не поняв, что их связывали огромная нежность и любовь друг к другу, они топили свои чувства во взаимных подколах и упреках, но все это было зряшным, на самом деле все было по-другому. Но они этого уже никогда не узнают… для них все кончилось.
– Выплакалась?
– Как их убили?
– Они отравились угарным газом во сне. Смерть была легкая и мгновенная. Тебя это успокаивает?
– От тебя смердит трупами! – процедила я. – Душегуб!
Его бровь как-то весело взлетела вверх.
– Ого! Какой высокий стиль! Кроткая овца становится тигрицей. Дорогуша, меня все это мало волнует. Завтра ты летишь в Германию. И точка. Потом ты свободна и можешь делать все, что тебе захочется.
– А если я тебя сдам?
– Не сдашь! – уверенно сказал мой бывший муж. – Сдашь только в одном-единственном случае: если тебе жизнь надоела.
Я испытывала в этот момент к нему такой острый приступ ненависти, что закрыла глаза, чтобы только не видеть этого человека.
– Я тебя сама убью, – сказала я твердым голосом, – найду и убью. За Лолу и Анджея.
Он пожал плечами:
– Психопатка! Не забудь: завтра – Германия.
Я сделала над собой усилие:
– Хорошо. Я сделаю все, что ты скажешь. А сейчас уйди и оставь меня одну.
– С превеликим удовольствием.
Оставшись одна, я сначала лежала и смотрела в потолок, вспоминая Лолу и Анджея. Бедные ребята! Как все паршиво складывается на этом свете…
Потом я стала ломать голову, как бы связаться с Вадимом и дать ему знак, что я все вспомнила до конца. Уж он-то придумает, как убежать отсюда. Без него я ничего не смогу сделать… Только он может выручить меня.
Через полчаса я вышла из комнаты и спустилась на первый этаж. Там была Эльвира Николаевна. Она участвует тоже во всем этом розыгрыше, делая вид, что я – Марина Норкина. Видимо, ей хорошо заплатили. Я подхожу к ней почти вплотную и говорю:
– Добрый день, Эльвира Николаевна. Сколько вам заплатили за молчание?
Она смотрит на меня, и уголки ее губ презрительно ползут вниз. Она вздернула выше голову и пожала плечами.
– Не хотите говорить? – не унималась я. – В самом деле? Память отшибло или как? Я и правда Марина? А если все же присмотреться?
Мне хотелось вопить и ругаться, я с трудом сдерживала себя, чтобы не схватить за плечи эту старую каргу и трясти ее, пока она не расколется.