— Ну, что я вам говорил! — воскликнул Дюссельдорф и закашлялся, обдав всех слизью. — Оп, и готово!
Архип Петрович присел и с силой хлопнул в ладоши.
Хлопок получился такой силы, что волна воздуха отбросила всю компанию далеко в коридор. Лишь Антон остался рядом с проходом, он стоял в углу, и его сильно ударило о стену. Сползая на пол, он видел, как мерзкий старик лезет в образовавшийся проход. Дюссельдорф скользил на собственной слизи, но упорно карабкался вперед. Антон не мог его остановить, оглушенный, он не мог даже шевельнуться. Он лежал и наблюдал, как проход за Дюссельдорфом закрывается.
Первым опомнился Булыжник. Он подскочил, когда от прохода оставалась лишь маленькая щель, протиснуться в которую удалось бы разве что хреплу. Ящер не растерялся и сунул туда хвост.
Но механизм работал, и щель неумолимо сужалась. Булыжник заскрипел, взвыл и рванул прочь, выворотив изрядный кусок кладки. Затем он свернулся кольцом, сунув хвост себе в пасть, и жалобно защелкал.
Подошла Анна, за ней семенил хрепл.
— Нестор Карлович в порядке? — спросил Антон, поднимаясь с пола.
— В порядке. Цилиндр свой ищет, — устало ответила русалка.
Появился Нестор Карлович. Они с Антоном вновь повернули кольцо. Ко всеобщему облегчению, стена, как и в прошлый раз, поползла в сторону.
Они вышли из подземелья и оказались на Зимней канавке, возле Зимнего дворца, у спуска к воде. Архипа Петровича Дюссельдорфа, к тому времени, разумеется, и след уже простыл.
Антон вдохнул влажный свежий воздух, чуть пахнущий тиной, и обнял Анну.
Анна прижалась к нему крепко-крепко и уткнулась в его плечо.
Светало.
Архип Петрович Дюссельдорф, покинув подземелье Мраморного дворца, впервые за полвека вдохнул свежий воздух и поморщился. Воздух, на самом берегу Зимней канавки пах тиной, тина напомнила о русалке, а русалок он не любил.
«Ну, ничего, — подумал Архип Петрович, — теперь-то я их всех изведу, а то ишь, распустились!»
Сил у него почти не осталось. Последний фокус, при помощи которого он избавился от ненужной компании, вымотал его окончательно. Дюссельдорф скользнул по гранитным ступеням и погрузился в воду, оставляя на набережной дорожку из зловонного гноя и лоскутки собственной кожи.
Передвигаться под водой было намного легче. Загребая руками и перебирая ногами по илистому дну, он направился в сторону Мойки. Затем, путаясь водорослях, повернул налево и вскоре очутился напротив Михайловского сада. Туда он и решил заглянуть, дабы немного подкрепиться.
Отплевываясь от тины, он вылез на набережную, и, никем не замеченный в предутренних сумерках, подошел к воротам.