Несмотря ни на что, к приходу священника я все же потрудилась надеть серое платье в цветочек. Если верить Дорис, это шелковый трикотаж. Платье я выбрала не случайно, неброское, с мелкими красновато-желтыми цветами, оно не должно резать глаз маленького служителя Господня. Да и мне оно нравится. Ткань свободно спадает складками, а россыпь цветов почти перекрывает серый цвет. Серый — это не только цвет старческих волос. Это цвет некрашеных домов, стены которых трескаются от погоды, омываемые дождем и обжигаемые солнцем. Дом Шипли никогда не красили, ни разу в жизни. Казалось бы, за столько лет хоть кто-нибудь да мог бы отложить доллар-другой и купить пару галлонов краски. Но нет. Брэм все время собирался это сделать: весной он говорил, что займется этим в начале осени, ну а осенью конечно же переносил все на весну.
Мистер Трой старается изо всех сил.
— Длинная и насыщенная жизнь, как у вас, — это истинное благословение…
Я не отвечаю. Разве он понимает, что говорит? Я не стану ему помогать. Пусть барахтается.
— Нелегко вам, наверное, жилось в те времена? — неуверенно продолжает он.
— Пожалуй, что и нелегко. — Но только потому, что все времена одинаково тяжелы. Этого я мистеру Трою не говорю, он-то думает, что полвека — это целая пропасть.
— Вы ведь выросли на ферме, миссис Шипли?
Зачем он спрашивает? Ему же все равно, на ферме я родилась или в приюте, в Сионе или в аду.
— Нет. Не на ферме. Я выросла в городе Манаваке. Отец мой обосновался там одним из первых. Самый первый торговец в городе был, между прочим. Его звали Джейсон Карри. Фермерством он никогда не занимался — у него было четыре фермы, но он сдавал их в аренду.
— Богатый, наверное, был человек.
— Да уж, — говорю я. — Земных богатств у него было достаточно.
— Да-да, — говорит мистер Трой, и голос его подпрыгивает, как идущий на нерест лосось, — так он торопится показать свою духовность. — Истинное богатство деньгами не измеришь.
— Он нажил состояние в двести тысяч долларов, если не больше, и ни цента из этой суммы не досталось мне.
— Вот как? — говорит мистер Трой, не зная, как полагается себя вести в таких случаях. Больше я ему ничего не скажу. Не его это дело. И все же сейчас мне кажется, что, если бы я осторожно поднялась к себе в комнату и тихонько подошла к зеркалу, застав его врасплох, я снова увидела бы в нем молодую Агарь с сияющими волосами — черногривого жеребенка, который вместо тренировочного манежа отправляется в институт благородных девиц в Торонто.
В глубине души я понимала, что вместо меня на Восток должен был ехать Мэтт; я даже хотела сказать ему об этом, но так и не смогла. Я чувствовала, что мне нужно поговорить об этом и с отцом, но очень боялась, что он передумает и не отправит меня. Потому я дождалась дня, когда чемодан был уже собран и все казалось решенным. Только тогда я подняла эту тему.