— Я вижу, вы тут беседовали с мисс Тирруитт, — говорит она. — Интересно, кто лишил ее покоя на этот раз?
— Значит, она всегда так себя ведет?
— О да. Что ж, она такая. Кто ее осудит? Она ухаживала за старушкой-матерью, а теперь и сама состарилась. Пусть говорит. Может, это ее отдушина. Вы здесь недавно?
— Нет-нет, я здесь не живу. Сын с невесткой просто привезли меня сюда осмотреться. Но я здесь не останусь.
Миссис Штайнер тяжело вздыхает и усаживается рядом со мной:
— Я тоже так говорила. Теми же словами.
Она замечает выражение на моем лице.
— Поймите меня правильно, — спешит объяснить она. — Никто мне не говорил: «Мама, придется тебе поехать». Нет, вовсе нет. Но мне же и правда не было места у Бена и Эстер — квартирка у них совсем крохотная, с кладовкой спутаешь. До этого я жила с Ритой и ее мужем, и все шло хорошо, пока у них был только Мойше, но потом родилась девочка, и стало уж совсем тесно. Вот Мойше, а это Линн; он вылитый дедушка, мой покойный муж, те же темно-карие глаза. И умница. Такой смышленый мальчуган, диву даешься. А на Линн посмотрите. Правда же, прелесть? Просто куколка. У нее от природы вьющиеся волосы.
Она протягивает мне фотографию, и я ее рассматриваю. Два совершенно обычных ребенка катаются на качелях.
— Потому-то я и сказала Рите: «Что ж, ничего не попишешь, ну нету у тебя миллиона долларов, не построила ты особняк на сорок комнат, не плевать же за это Господу Богу в лицо?» Когда меня сюда привезли, Рита плакала горючими слезами. Не могу, говорит, мама, тебя здесь оставить и все тут. Пришлось ее успокаивать, как маленькую. Даже Эстер плакала, хотя ей, надо отметить, это стоило больших трудов. Хотела было ей сказать: «В кино для этого используют глицерин», но потом подумала — зачем? Она считает, что заплакать — ее долг перед Беном, Бог знает почему. Она настоящая красотка, эта Эстер, но суровая, не то что моя Рита. И вот уже два года, как я здесь. Рита каждые две недели отвозит меня в город и ведет в парикмахерскую. Знаю, говорит, мама, как для тебя важно, чтобы голова была в порядке.
— Вам повезло, что у вас дочь, — говорю я, прикрывая глаза и откидываясь в кресле.
— Да, дочь — это хорошо, — соглашается она. — А у вас…
— Два сына.
До меня доходит, что я только что сказала.
— Вернее, было два. Один погиб на последней войне.
Погруженная в холодную мглу, я спрашиваю себя, зачем я это сказала, — ничего общего с действительностью.
Миссис Штайнер сочувственно вздыхает — удивительная тактичность для такой болтушки.
— Жаль, — наконец произносит она. — Очень жаль.