— Все равно, — сказала я. — Все равно это опасно.
— Черт с тобой… — сказал Джон. — Ладно, проехали.
И он побрел домой, не оборачиваясь и игнорируя косые взгляды Тоннэров на том конце моста. На меня он тоже не посмотрел. Прошел мимо и зашагал прочь. Лицо у него сделалось злое, но мне показалось, что к злости примешалось облегчение. Ходил ли он туда когда-либо еще или нет, Джон не говорил. Общался ли он после этого с Тоннэрами, я тоже не знаю.
Когда пришла война — Первая мировая, конечно, — семнадцатилетний Марвин пошел в армию. Полагаю, он прибавил себе года. Я не пыталась его отговаривать — есть же, в конце концов, такое понятие, как долг, да и старший сын Генри Перла, и Вернон, сын Джесс, и оба сына Глэдис уже ушли на фронт. Я думала, Брэм поднимет шум и не пустит Марвина, учитывая, сколько работы тот тащил на себе, но ничего подобного не случилось.
— Не пропадет и без нас, — сказал Брэм.
Ни слова о долге, стране и прочих высоких понятиях, нет, это не про Брэма. «Не пропадет и без нас» — и точка.
Лишь когда Марвин пришел прощаться, я вдруг поняла, как он еще юн, такой нескладный парень с загоревшей шеей, как у всех, кто живет на ферме. Я не знала, что говорить. Хотела умолять его беречь себя и быть осторожным, как обычно предостерегают детей от коварства бурана, тонкого льда или лошадиных копыт, надеясь, что эти жалкие слова чудесным образом отгонят несчастья. Мне вдруг захотелось крепко его обнять и, супротив разума и реальности, попросить его остаться. Но я не желала ставить в неловкое положение ни его, ни себя и боялась, как бы он не подумал, что я сошла с ума. Пока я колебалась, он сам заговорил.
— Похоже, я надолго, — сказал он. — Как вы тут, справитесь?
— Мы-то? — Смущение ушло, я снова могла мыслить практично. — Конечно, справимся, Марвин, что ж нам не справиться? Главное, чтоб у тебя все было хорошо, и не забывай писать. Давай, тебе пора, а то, пока до города доберешься, на поезд опоздаешь.
— Мама…
— Что? — Только тут я поняла, что с нетерпением и надеждой жду того, что он мне скажет, чтобы наконец узнать своего сына.
Но Марвин всегда думал медленно. Слова не приходили ему в голову по первому требованию, и нужный момент мы оба упустили. Он повернулся и взялся за дверную ручку.
— Ну, пока, — сказал он. — До скорого.
Он посылал открытки из Франции, в каждой лишь несколько слов. Он участвовал в битве под Вими-Рижем и уцелел. Но в Манаваку так и не вернулся. Когда война закончилась, Марвин обосновался на побережье, где работал, кажется, лесорубом, а затем портовым рабочим или кем-то еще. Письма от него приходили раз в месяц, и каждый раз в них было полно ошибок.