– Знаешь, лучше сначала ты расскажи мне о том, как прошел твой день, а потом, может быть, я расскажу тебе о своем.
– Ну хорошо. – Сэм отпила из бутылки маленький глоток, поставила бутылку на голую коленку и промокнула губы пальцами. Даже то, как она пила пиво, поднимало мне настроение. – Утром я пошла на работу…
– Подожди, разве ты работаешь?
– Конечно работаю. Мы все работаем.
– А где?
– В Бамптоне. Там у друзей небольшой магазинчик. Я стою за прилавком.
– Что за магазин?
– Продуктовый… Они пекут для туристов всякие ништячки. Очень симпатичный магазинчик. Потом пришла домой, выпила чаю с нашей бандой, а потом решила пойти посмотреть, как ты тут живешь. Но по дороге случилась небольшая авария… – Она наклонилась вперед, отодвинула волосы и показала мне здоровенную шишку на лбу.
– Ух ты, – сказал я, – как же ты ее поставила?
– Поскользнулась на коровьей лепешке.
Я расхохотался. Не мог удержаться.
– Прости, – сказал я, прикладывая руку ко рту, – я не хотел… То есть я…
– Да ладно, я и сама понимаю, как это нелепо. – Она взяла меня за руку и немного потерла между пальцами. – Давай ты поцелуешь шишку, чтобы быстрее зажила.
Я взглянул в ее глаза, посмотрел на ее щеки. Я протянул руку, согнул мизинец и потер ей нос. Я легонько поцеловал ее в лоб.
Когда мои губы коснулись ее лица, Сэм закрыла глаза, а я закрыл свои и почувствовал, как она тихо дышит мне в шею. Она чуть вздохнула и подняла голову, и ее губы скользнули по моим и задержались там. А потом мы начали целоваться, и я вдыхал идущий из ее рта запах пива и еще какой-то еле слышный ванильный запах, напомнивший мне детство, когда мама пекла кексы и давала мне выскрести остатки сырого теста. Запах ванили, сахара и старой деревянной ложки. Я на секунду отстранился, пробормотал: 'Точно!» – и мы стали целоваться еще сильнее прежнего, глубже и глубже проникая друг в друга. Как будто в стене, которую я всегда считал глухой, отворилась дверь, такая низенькая дверь, ведущая в дрожащий влажный сад, залитый солнцем. Солнечные лучи пробивались сквозь густую листву, заставляя листья трепетать. А под деревьями в траве стояли теплые лужи, и узкие тропинки вели от одной лощины к другой. Лощины были сотканы из сказанных шепотом нежных слов, а тропинки уносили с собой дурные мысли и воспоминания. Уносили их за самую далекую гору и там сжигали без остатка, а пепел съедали добрые звери и плели из дыма ленточки.
И вот дверь распахнулась еще шире, и я вошел в сад и прошелся под деревьями, трогая пальцами их огромные стволы. Они были такие гладкие, прохладные, а надо мной звенели листья. Мимо пролетела птичка, совсем ручная, задела крылышком по лицу, и пыльца ее крылышек стала воздухом. И в воздухе пахло сеном.