Окутал вулканический огонь —
И, как под ярой лавой гибнут нивы,
Исчезли краски, блестки, переливы;
Погасли разом полосы и пятна,
И закатились луны безвозвратно.
Она лишилась в несколько мгновений
Всех драгоценностей, всех украшений,
Всех одеяний; не осталось боле
Ей ничего, помимо лютой боли.
Венец еще был ярок; но когда
Померк – змея исчезла без следа.
И голос нежный в пустоте возник:
«Мой Ликий, милый Ликий!» Этот вскрик
Растаял эхом на отрогах гор
Седых; и Крит не зрел змею с тех пор.
Вновь ставшая прекраснейшей женой —
Где Ламия, в какой стране земной?
Она в долине, коей не минуть,
Когда в Коринф от моря править путь;
Что замкнута холмами той гряды,
Где кроются источники воды,
И цепью голых каменистых круч,
Простершейся под сенью тяжких туч
На юго-запад… Луг был, тих и кроток,
От леса в расстоянии, что слеток
Покроет; а средь луга – озерцо;
И Ламия свое узреть лицо
В нем поспешила после стольких бед,
И все цветы клонились ей вослед.
Счастливец Ликий! В мире, столь пространном,
Дев не сыскалось бы с подобным станом
И ликом; для таких порой весенней
Аэды не слагали песнопений;
Невинна, беспорочна – и сполна
В любовных тонкостях искушена:
Ей от роду лишь час, но разум острый
Уже постиг, что боль с блаженством – сестры,
Кои в пределах плотской оболочки
Находят соприкосновенья точки,
Что мнимый этот хаос – в нашей власти
Разъять на гармонические части.
У самого ль Эрота ученицей
Была? И бог, пленившийся юницей,
Усердие и пыл вознаградил сторицей?
Зачем прелестная скиталась ныне
Вблизи дороги в сумрачной долине?
Отвечу; но сперва поведать надо,
Как в ненавистном ей обличье гада
Мечтала; как стремилась грезой к чуду,
Как дух ее летал свободно всюду —
И к Елисейским уносился теням,
И к Нереидам, что нисходят с пеньем
В чертог Тефиды по коралловым ступеням;
И к Вакху, что, лозою упоен,
Вкушает сон под шепот пышных крон;
И к тем пределам, где царит Плутон,
И Мульцибер воздвиг ряд сумрачных колонн.
И шумные людские города
Дух Ламии манили иногда.
В Коринфе как-то праздник был великий,
И мчал на колеснице юный Ликий,
И первым из возниц достиг меты —
Но лика олимпийского черты
Не дрогнули… О как в него тотчас
Влюбилась Ламия!.. Уж вечер гас.
Она ждала, что юноша вот-вот
В Коринф от моря по тропе пойдет.
Дул ветр восточный; это означало:
Уже галеру зыблет у причала
В порту недальнем – с острова Эгины
Вернулся Ликий, путь свершив недлинный,
Чтоб жертву принести в Зевесов храм,
Где мясо бычье жгут и курят фимиам.
И Зевс воздал за жертву свыше меры:
От спутников, едва сойдя с галеры,
Отбился Ликий – и наедине
Пошел, внимать не в силах болтовне.