Было бы любопытно исследовать в истории XV‑XVI вв. факты прямого взаимодействия рыцарского института, переживающего свой закат в Западной Европе, с нарождающимися «орденами» казачества в южных областях России и Украины. Культура общего христианского вероисповедания позволяет нам говорить об идеологической преемственности этих двух явлений. Везде, где в истории появлялись люди чести — будь то английский джентльмен, немецкий дворянин, запорожский казак или русский офицер, идея рыцарства возрождалась к жизни. Это возрождение всегда составляло одну из поэтических страниц в летописи любого народа.
Идеологических параллелей между рыцарством и запорожским казачеством можно провести достаточно много. Очень важно, что сами запорожцы считали себя «степными лыцарями», призванными к особому служению. По меткому выражению И. Д. Попки, «живой изгородью» издревле селились казаки на окраинах великой и малой России, с тем чтобы оборонять православие от притязаний иноверцев. Как и их старшие братья на Западе, они давали обет безбрачия, предпочитая плотскому браку брак духовный с «невестой Христовой» — церковью.
Характерно свидетельство историка А. Скальковского о том, что когда в Покровской церкви Запорожской Сечи читалось Евангелие, то все войско вынимало сабли до половины в знак готовности защищать церковь и словом, и делом, то есть оружием. Казака не нужно было, подобно новобранцам в других странах, «заманивать» на войну различными выгодами, достаточно было сказать: «Хто хоче за християнску виру бути посаженим на кил, хто хоче бути четвертованим або колесованим, хто готов перетерпити всяки муки за Св. Хрест, хто не боиться смерти, нехай пристае до нас»[91] — и от охотников не было отбоя.
История сохранила нам свидетельства о крестовых походах французских и немецких рыцарей, но много ли мы знаем о тех малочисленных, а потому в высшей степени мужественных вылазках запорожцев в стан врага, когда их легкие челны наводили ужас в Синопе и Трапезунде? Сохранившееся до наших дней выражение «Я есть казак именитый» указывает нам еще на одну параллель с рыцарством, в котором, по обычаю, воины получали особые имена в соответствии с их героическими поступками. Подобная же древнейшая форма награды существовала и у запорожцев. За ум казака одаривали прозвищем «Головатый», отвага отмечалась именем «Волкорез», а важные качества воина — разведчика оценивались, к примеру, таким прозвищем, как «Легкоступ».
Отправляя сечевиков на новые места жительства, Екатерина II так определяла основное назначение их службы: «Войску Черноморскому предлежит бдение и стража пограничная от набегов народов закубанских». Тогда же князем Потемкиным через Суворова была передана черноморцам печать коша Войска верных казаков с изображением воина, держащего в одной руке мушкет, в другой — знамя с крестом.