У старых могил с выцветшими, давно потерявшими первоначальный траурно-свежий цвет, небольшими памятниками и надгробиями, кое-где сидели на скамеечках тихие старики и старушки. Они готовились к переходу в иной мир и словно бы набирались сил у тех, кто уже давно совершил его.
Хотелось бы знать Алексею, о чем они неспешно думают в благословенной тишине, под сенью белоствольных берез и шелестящих листвой тополей? Да и думают ли о чем-то вообще, зная, что их жизнь уже на исходе и может завершиться в любую минуту?
Алексей шел от могилки к могилке, машинально отмечая, что вот у этой десяток лет уже никто не был - надгробная плита ушла в осевшую землю, оградка проржавела и завалилась. А вот за этой старательно ухаживают - края могильного холмика аккуратно подбиты, надписи отсвечивают свежей бронзой желтизной, покраску ограды обновили совсем недавно, может быть, к годовщине рождения или смерти.
Он делал то, что обычно делают все, кто по каким-то причинам оказываются на кладбищах: смотрел на скромные памятники и читал надписи на них. Надписи были скромными. Старинные взывали к Господу: "Упокой, Господи, душу раба твоего". И ещё фамилия, имя, отчество и две даты: радостная рождения и печальная - вечного успокоения. Иногда к фамилии некоторые честолюбивые родственники добавляли прижизненный титул: "действительный статский советник", "полковник артиллерии" и т.д. Но таких надписей было немного, ибо здесь хоронили, в основном, ремесленников, купцов и мещан с ближних Бутырок и Марьиной Рощи - в старину дальних городских окраин, где именитые да сановные появлялись вообще крайне редко.
Костров приблизился к храму с перевернутой вниз чашей большого купола - главы - и вошел под его прохладные своды. Он опустил пожертвование на восстановление храма в специальный ящичек с крестом, купил у женщины в черном одеянии несколько восковых свечей и зажег их перед иконами. Его постепенно, медленно заполняло странное чувство отрешенности от сиюминутных забот и волнений. Перед ликом Святых, которые со своих икон смотрели на него, как ему показалось, строго и безразлично, все они выглядели мелко, ничтожно.
В храме было тихо и пустынно. Неслышными шажками ходили две пожилые женщины в черных длинных одеяниях, срывалась на веселые маленькие шажки юная послушница, снимавшая нагар со свечей и убиравшая огарки.
Алексей склонил голову перед иконами, и поскольку не знал ни одной молитвы, просто попросил: "Помоги, Господи, в делах и заботах моих". Он подошел снова к женщине, торгующей у входа свечами, молитвенниками и иконками.