— Чего тебе надо? — спросила она, поняв, хоть, может, и не сразу, что я это, та самая недостойная женщина, на которой ее сын женился и не женился. Думаю, она строила против меня козни еще задолго до того, но сейчас меня это не волновало. Я не знала, на каком я месяце. Я почти опасалась того, что начну рожать прямо у нее на пороге. Может, для ребенка было бы лучше, если б так оно и вышло.
Я не знала, что ей ответить. Я не знала никого в схожем со мной положении. Я не знала, что это за положение. Мне нужен, мне отчаянно нужен был кто-то, кто…
— Чего тебе надо? — повторила она, будто собираясь захлопнуть дверь, если я не отвечу.
— Я в положении, — сказала я.
— Это я вижу, дитя, — сказала она.
Я попыталась вглядеться в ее лицо. Дитя. Здесь, на терраске, это раздалось с силой, какая бывает у прекрасных слов.
— Я в отчаянном положении, — сказала я.
— Ты нам больше никто, — сказала она. — Никто.
— Я знаю, — ответила я. — Но я никак не знала, куда еще пойти. Никак.
— Никто и никак, — сказала она.
— Миссис Макналти, умоляю вас, помогите мне.
— Я тебе ничем не могу помочь. Как мне тебе помочь? Я тебя боюсь.
Это меня вдруг остановило. О таком я даже не думала. Боялась меня.
— Меня не нужно бояться, миссис Макналти. Мне нужна помощь. Я… я…
Я пыталась выговорить «беременна», но это не то слово, которое тут можно было сказать. Я понимала, что если произнесу его, то для нее оно будет значить то же самое, что «шлюха», «проститутка». Или что она расслышит эти порочащие слова в самом слове «беременна». Казалось, что во рту у меня будто кусок дерева, сидит во рту как влитой. Сильный порыв ветра налетел сзади, с тропинки, и попытался перевалить меня через порог. А она, кажется, подумала, что я хочу к ним в дом ворваться. Но у меня вдруг колени стали подгибаться, мне казалось, что я вот-вот свалюсь.
— Я знаю, что и вам в жизни нелегко пришлось, — сказала я, отчаянно пытаясь припомнить, что же тогда мне рассказывал в «Плазе» Джек. И рассказал ли он хоть что-то? Когда говоришь, лучше помалкивать.[62]
«Беды, — сказал он. В прошлом?»
— Не смей! — закричала она. И крикнула: — Том!
А потом прошептала, так сбивчиво, будто сбитая птица.
— Что он тебе сказал, что Джек тебе сказал?
— Ничего. Просто беды.
— Грязные сплетни, — сказала она. — И ничего больше.
Не знаю, как Старый Том ее услыхал, наверное, выработалась уже привычка вечно прислушиваться к ее голосу, но уже через пару секунд он показался из-за угла, похожий в этой своей шапке и пальто на тонущего моряка.
— Иисус, Мария, Иосиф, — сказал он. — Розанна.