– Привет, кузнец. С друганом своим меня познакомишь?
А кузнец в ответ:
– Это мне не друган, а самый настоящий родственник. Из протектората Пятничного Чая. Ювелир, между прочим.
Гляжу я на родственника. Видал я таких ювелиров. Пиво те ювелиры полируют – дай бог каждому. Особенно за чужой счет.
Тут ювелир кружку отставляет и говорит:
– Приятно, – говорит, – познакомиться. Много хорошего я о вас слышал.
Вот, думаю, зараза. Что это кузнец ему про меня наболтал?
А кузнец глазом единственным – мырг-мырг. На втором повязка. Второй-то глаз, если по чести, у него целехонек, только болезнь такая в ем, для работы очень неполезная. Астигматизм. Приходится выкручиваться. Но все равно все вилы у кузнеца выходят какие-то кривые.
Между тем кузнец пиво свое приканчивает, ко мне через стол наклоняется и говорит:
– Такая фигня, Эмо. Надо бы родственнику моему очень в замок.
Э, думаю, да у них тут дело затеивается.
В общем, юлили они недолго. Как-то пронюхал родственник, что у Жидерца, хозяина нашего, вместо сердца – рубин преогромнейший.
– Здоровенная каменюка. Каратов на тысячу. А, может, и мильон. Распилим, продадим и заживем на славу. Подальше отсюда. Я себе уже и особнячок в Стране Непрекращающегося Рассвета присмотрел.
– Ага, – говорю, – особнячок. А как ты тот камень из Жидерца-то выковыряешь? Пока ты у него в груди копаться будешь, он тебя когтем – хрясь.
– Видали, – говорю, – мы таких умных.
– А тут, – говорит ювелир, – в дело вступает наш любезный доитель.
И пальцем грязным в него тычет.
У доителя вообще-то и имя есть, только его все забыли. Может, Ирмо, но, может, и Намо. Дикий человек доитель. В пещере смрадной живет. А над пещерой растет дерево анчар, и яд каплет сквозь его кору. Не всегда, конечно, а если знаешь, как подоить. Вот доитель анчар и доит, и с того живет. Ядом, попросту, торгует. А чего, товар ходкий, не залеживается, поди.
– Я, – говорит доитель, – Господину Като яд поставляю.
– А на что ему яд, – спрашиваю, – когда у него коготь есть?
– Ну, милый, многого ты не знаешь. Как думаешь, почему хозяин наш злобный такой?
– Такая уж у него, – говорю, – натура.
– Натура, – доитель хмыкает, – да не натура то вовсе! Он каждую ночь сердце свое – рубин в тыщу карат, то есть – из груди вытаскивает и в стакан с ядом погружает. Так сердце становится презлобным и преядовитым.
– Ага, – говорю, – то есть это вы к спальню к хозяину нашему хотите ночью забраться и сердце скрасть? Умно.
– Только ни фига, – говорю, – у вас не выйдет. Там охрана на каждом шагу, не чета нашим, стройбатовским. И по стенке не влезешь. Стенку я сам строил, знаю.