– А мне, товарищ полковник, вот что не понятно, – зевая и сворачивая спальник, вступил в разговор Данил. – Давно хотел у вас спросить, да все как-то… То забудешь, то некогда… В том пособии по РХБЗ, что вы нам читать давали, черным по белому написано, что период распада радиоактивных элементов после ядерного удара составляет не так уж много времени. Там даже нормы приводились и было что-то, кажется, про две-три недели – а потом уж можно и из укрытия выходить… А мы вот уже двадцать лет почти под землей сидим и если выбираемся – то только в защите. А фон если и падает – то как-то уж очень неуверенно.
– Ну почему ж неуверенно, – перебил его Дума. – На момент удара-то под полторы тысячи светимость была – я журналы наблюдательные глядел, – а теперь на улице порой и до пяти-семи опускается. Разве только в локалках под тысячу шпарит, да внутри зданий еще держится, куда пыль с улицы надуло да по щелям забило…
– Это только одна сторона, – кивнул полковник. – Но есть и другие. Во-первых – и это уже не первый проходящий караван отмечает – фон у нас почему-то гораздо выше, чем должен бы быть в таком вот провинциальном городке. Почему – я не знаю, но лупили по нам прицельно. Вспомните хотя бы ту проплешину, что мы вчера обходили. И она наверняка не одна такая. А во-вторых… Дело в том, что период полураспада у каждого радиоактивного элемента разный. Например, период полураспада полония-212 меньше микросекунды, а период полураспада тория-232 превышает миллиард лет. Элементы, образующиеся в результате ядерных реакций присоединения – нептуний, плутоний, америций, – имеют периоды полураспада от нескольких минут до десятков тысяч лет. А еще есть такое понятие, как «грязная бомба». Специально для того и сделана, чтоб народу побольше выжечь. Таких бомб на вооружении ядерных держав, по официальным данным, не состояло – но кто ж им верит, официальным данным? И даже если и допустить, что данные эти верны… ударь по атомной электростанции – вот и получишь «грязную бомбу», только масштабами куда как серьезнее. Ближайшая такая от нас – в Балаково, километров двести – двести пятьдесят, а вообще таких электростанций понастроено было… дайте-ка припомнить… – Родионыч на секунду прищурился, вспоминая, – четыре с лишним сотни по всему миру, по данным на две тысячи девятый год. Вот и получается, что даже от уничтожения одних только АЭС радиационный фон до небес взлетит.
Или – «кобальтовая бомба». Если уж этой дрянью шибануть – и десять лет фонить будет, и двадцать, и все пятьдесят. Чего только не придумал человек – и все себе на погибель. В закромах у держав столько накопилось, что и на десяток планет таких, как наша, хватит. Так что долго нам еще на такой пейзаж любоваться, ой долго…