Отчего я иду так медленно? Уж не боюсь ли я, чего доброго, маминого письма? Да, приятных известий не приходится ждать. Срочное! Может быть, надо ехать домой. О Боже, что за жизнь, несмотря на красный шелковый свитер и шелковые чулки! Три пары! Бедная родственница, приглашенная богатой теткой. Она в этом, наверное, уже раскаивается. Не дать ли тебе расписку, дорогая тетушка, что Поль мне и во сне не снится? Ах, никто мне не снится. Я не влюблена. Ни в кого. И не была еще никогда влюблена. Ни даже в Альберта, хотя воображала себя влюбленной в течение недели. Мне кажется, я не могу влюбиться. В сущности, странно. Чувственна я несомненно. Но и «высокодушна», и неблагосклонна, слава Богу. Тринадцати лет я была, пожалуй, единственный раз по-настоящему влюблена. В Ван-Дейка… Или, вернее, в аббата де Грие, и в Ренар тоже. А шестнадцати лет, у Вертерского озера… Ах нет, это был вздор. К чему вспоминать, я ведь не пишу мемуаров. Ни даже дневника, как Берта. Фред симпатичен мне, не больше. Может быть, будь он элегантнее… Я ведь все-таки сноб. Папа тоже это находит и смеется надо мною. Ах, милый папа, ты меня очень беспокоишь. Изменял ли он когда-нибудь маме? Наверное. Часто. Мама довольно глупа. Обо мне она не имеет никакого представления. Другие люди — тоже. Фред?.. То-то, что он имеет обо мне только некоторое представление…
Божественный вечер! Какой праздничный вид у отеля! Чувствуется: одни только люди, которым живется хорошо и у которых нет забот. Я, например. Ха-ха! Жаль. Я рождена для беззаботной жизни. Так хорошо могло бы быть. Жаль… Чимоне купается в красном свете. Поль сказал бы: альпийский пурпур. Это еще не пурпур. До слез красиво! Ах, почему нужно возвращаться в город!
— Добрый вечер, фрейлейн Эльза.
— Здравствуйте, фрау Винавер.
— С тенниса?
Видит же. Зачем спрашивает?
— Да. Мы играли почти три часа. Вы прогуляться вышли?
— Да, совершаю свою обычную вечернюю прогулку. По дороге в Ролле. Она так красиво стелется между лугами. Днем на ней чересчур солнечно.
— Да, луга здесь великолепны. Особенно в лунном свете, если смотреть из моего окна.
— Добрый вечер, фрейлейн Эльза. — Честь имею кланяться, фрау Винавер.
— Здравствуйте, господин фон Дорсдай.
— С тенниса идете, фрейлейн Эльза?
— Какая проницательность, господин фон Дорсдай.
— Не иронизируйте, Эльза.
Отчего он не говорит: «фрейлейн Эльза»?
— Вам так идет ракетка, что вы могли бы ее носить почти как украшение.
Осел! На это я совсем не отвечаю.
— Мы играли три часа подряд. Нас было, к сожалению, только трое. Поль, фрау Мор и я.