— Мартин, я Диану люблю, — напомнил он, напуская на себя благородство.
— Люби, я что отговариваю? Просто вокруг Дианы ты будешь нарезать круги год, а сгонять дурняка надо независимо от романтических воздыханий. Надо или нет?
— Надо, конечно, — согласился Раздолбай, испугавшись, что Мартин заподозрит в нем девственника.
Страх выдать свою неопытность преследовал его постоянно. Стоило кому-то завести разговоры о похождениях, он всегда напускал на себя бывалый вид, но внутри съеживался, боясь, что опыт, ограниченный чтением «СПИД-Инфо», читается у него на лице. Спрашивая «Надо или нет?», Мартин как бы подразумевал естественную для всех нормальных мужчин практику, и Раздолбай боялся, что, отказавшись «сгонять дурняка», вызовет подозрения или, чего хуже, вопросы. Кроме того, его соблазняла возможность пожить еще немножко «своей жизнью» и не ехать сразу домой навстречу маминой ругани. «Никто меня не заставит ничего делать. Скажу потом, что они мне не понравились, и все», — настраивался он.
«Мартышки» представлялись Раздолбаю парой пэтэушниц, живущих в полупустой квартире, стены которой завешаны плакатами попсовых групп. Он живо представлял, как они поставят купленное Мартином вино на колченогий стол посреди комнаты, а со стен на них будут смотреть слащавые A-Ha, Modern Talking и New Kids on the Block. К его удивлению, жилище «мартышек» оказалась шикарнее, чем квартира дяди Володи. Мартин нажал кнопку звонка, девичий голос крикнул из-за двери «Заходите, мы переоденемся», и они прошли сначала в облицованную искусственным камнем прихожую, а потом в просторную гостиную, в которой из-за обилия ковров, драпировок и покрывал тонули все звуки. Раздолбай завистливо зыркнул на серебристый чемодан мощного двухкассетного «Шарпа» с тремя «топориками» на эмблеме и на телевизор с большим экраном, под которым приветливо мерцал индикатором матовый видеомагнитофон.
— «Мартышки» номенклатурно устроились, — шепнул он Мартину, падая на мягкий диван.
— Неплохо, но до уровневой номенклатуры, как до Луны. Мама в ГУМе работает, замаскировать конуру под дворец для нее — предел, — ответил Мартин и по-хозяйски достал из ящика серванта штопор.
— Пуча, я вино открою пока! — крикнул он так, чтобы его было слышно в дальнем конце квартиры.
— Пуча? — удивился Раздолбай.
— Пучкова и Киселева, я зову их Пуча и Кися. Пуча — моя, с Кисей можешь попробовать… — быстро прошептал Мартин, и тут в комнату вошли девушки.
Они отличались в лучшую сторону от пэтэушниц, которых воображал Раздолбай, но назвать их красивыми было сложно. Забавным казалось то, что они напоминали ухудшенную копию Оли и Геулы — Пуча была жгучей миниатюрной брюнеткой, а Кися — полноватой сероглазой блондинкой с прической куклы из «Детского мира». Подобных девушек можно было часто встретить среди продавщиц или парикмахерш. Единственным бесспорным достоинством Киси была завораживающе большая грудь, верхние половинки которой выглядывали из расстегнутой на две пуговицы блузки, и это зрелище сразу притянуло взгляд Раздолбая всесильным магнитом.