Она слушала и курила. Слушала и курила.
Моя история, разумеется, имела печально-сентиментальный конец: барышня, уезжала, выходила замуж за белобрысого адвоката (инженера, владельца маленького мыловаренного заводика и пр.), производила на свет двух очаровательных малюток и, наконец, судьба вновь, точно режиссер, помещала ее, случайно и ненадолго, в декорации того же уездного тихого городка. И старый монастырь у дороги, и свежая, влажная трава, и кружевные юбки, приподнятые пухлыми пальчиками… ах!.. Тут я вводила еще одно действующее лицо, должное символизировать жестокую власть рока, — девушку-монашенку с бритвочками глаз. Это она, она, серая мышка, острозубая грызунья, сообщает не без тихого злорадства, что умер тот художник-монах, ересь его сожгли (дыра на карте вместо жаркой Африки!), а сам он покоится за монастырем на церковном кладбище, ибо все-таки простил милостивый Господь его заблудшую душу. И облачко его последнего дыханья выпорхнет из щели ее бледных губ и, залетев в пухлый ротик, как пчелка в розовые лепестки, ужалит в самое сердце приезжую даму, экономиста по образованию, домохозяйку по призванию.
Какая настоящая любовь без смерти?! Счастливый конец у тех, кто склонен проливать слезы над страницами или перед экраном, не вызывает никакого доверия. Ведь настоящие любимые всегда умирают, ну, хотя бы уезжают в дальнее зарубежье или, в самом уж крайнем случае, женятся на соседке, выходят замуж за летчика частной авиакомпании, а те, что кашляют в твоей комнате, курят в малогабаритной кухне, полощут больные глотки в ванной комнате с отсыревшим потолком, оттого, что милиционер сверху постоянно затапливает свою ванну, а сам благополучно отправляется на суточное дежурство, те, что тратят по три часа на разгадывание кроссворда, застряв на минерале бледно-красного цвета из шестнадцати букв, разве они могут называться так красиво — любимые? У них дурные привычки: кто грызет ногти, кто, читая «Спид Информ», скребет пятерней, поросшей бледно-рыжими волосами, лысую голову; у них грязные носки, рваные колготки и постоянное нытье из-за нехватки денег. Но в сердцах их до самой старости живет жажда сказки, в которой прелестная Спящая Царевна, пробудившись, не схватила гнусный насморк, из-за чего целоваться с ней стало, но не будем, не будем об этом! а желанный Царевич, спрыгнув с Серого Волка, не устремился в одно тайное заведение, запасшись предварительно третьесортным детективчиком.
* * *
…Ну, как он, повторила Иришка, наливая Наталье чай. Наталья, сделав глоток, откинулась на спинку стула, глянув тепло и приветливо сначала на нее, а потом на меня. Лицо ее вдруг показалось мне открытым и доверчивым: у людей с такими лицами приезжие обычно спрашивают дорогу.