Память шевельнулась.
Органа.
Где же сенатор? Удалось ли ему выжить? Он помнил, как используя Силу вышвырнул Органу вон из кабины. Помнил, как Силой сжимал ему горло. А после... после...
Я убил его? Он мертв?
«Сенатор Органа. Сенатор, вы меня слышите?»
Его голос звучал нелепо, невнятно и неуверенно, словно он был пьян. Или, по крайней мере, в его представлении, как бы это звучало, будь он пьян. Он никогда не был пьян, поэтому, это было лишь предположение.
Органа не отвечал. Только бы он не погиб. «Сенатор Органа. Ответьте, если можете.»
Ничего.
Кряхтя от напряжения он открыл глаза... и был ослеплен слабым солнечным светом, бледно-желтым, разбавленным оттенком красного. Хмурым из-за туманности, видневшийся наподобие зловещего багро-алого занавеса. Медленно моргая, он провел взглядом из стороны в сторону и подождал, пока его измученный разум сумеет осознать то, что он увидел и почувствовал.
Он по прежнему был на корабле. Расположившись аккуратно на спине в коридоре, соединяющем кабину и пассажирский отсек. Палуба под ним была вся искорежена, понижаясь в районе поясницы и поднимаясь к коленям. Обшивка корпуса сверху над ним была разорвана от носа до хвоста. Этот звездолет никогда больше снова не взлетит.
Так что, я заточён здесь. Мы заточены, если Органа все еще жив. Медленная смерть, вместо быстрой. Ситхи, в конце концов, победили.
Нет. Это было бы признанием поражения. Джедаи не допускают подобных мыслей.
Он закрыл глаза и попытался как можно сильнее сосредоточиться на своем состоянии. Все болело, да, но эта боль отличалась от той, которую он чувствовал, когда пострадал во время террористического нападения на Корусканте. Тогда он был весь переломан, а боль была сверкающей, алой и острой. Эта же боль была притупленно медленно багровой. Как всего лишь подобие его предыдущих травм, исцеленных, но не забытых.
Он с трудом приподнял голову и уставился на то, что кабина представляла изнутри. Штурвал был разломан, словно попал под удар какого-то гигантского кулака. Транспаристиловый смотровой экран превратился в груду острых осколков. Обугленные провода, некоторые из которых время от времени искрили, свисали с потолка или лежали на палубе как яркий перепутанный клубок кишок.
Так, будто эта картина подключила прочие его чувства, он теперь мог слышать и ощущать окружающее. Плотный запах горелой проводки, едкое шипение пролитой гидравлической жидкости. Прохладный воздух, поступающий снаружи, сквозь пробитый корпус, нес металлическую пыль и невесомые хлопья пепла, покрывающие язык налетом копоти. Смешиваясь со слюной, она обладала ужасным привкусом. И потрескивания в тишине, похожие на огонь. Не на гигантское и все пожирающее пламя, а просто веселое потрескивание небольшого костра. Что значит? Корабль горит? А если и горит, то собирается ли он сгореть целиком?