– Мы, англичане, выиграли войну, а в 1914 году разбили подлых мятежников! – выпалил он.
– Что ж, – обратился Манфред к слушателям, – этот маленький джентльмен с надушенными волосами выиграл войну. – Матросы одобрительно посмеивались. – Вы только понюхайте его! Его нужно было назвать Лилией. Лилия, надушенный солдат. – Манфред снова повернулся к нему, и впервые Шаса понял, что мальчик на добрый дюйм выше его и руки у него тревожно крепкие и загорелые. – Итак, ты англичанин, Лилия? Тогда ты должен жить в Лондоне, верно, душистая Лилия?
Шаса не ожидал, что бедный белый мальчишка окажется таким красноречивым и неприятно остроумным. Обычно последнее слово в любом споре оставалось за Шасой.
– Конечно англичанин, – яростно подтвердил он и принялся искать возможность с достоинством отступить и выйти из ситуации, над которой он быстро терял контроль.
– Тогда ты должен жить в Лондоне, – настаивал Манфред.
– Я живу в Кейптауне.
– Ха! – Манфред повернулся к растущей аудитории. На причал со своего судна сошел Сварт Хендрик, а все матросы выстроились вдоль планширя. – Не зря их называют сотпилями, – провозгласил Манфред.
Грубое выражение вызвало одобрительный хохот. Манфред никогда бы не произнес это слово в присутствии отца. В переводе оно означало «соленый член», и Шаса от такого оскорбления покраснел и безотчетно сжал кулаки.
– У сотпиля одна нога в Лондоне, другая в Кейптауне, а хвостик болтается посреди соленого Атлантического океана.
– Возьми свои слова обратно!
Гнев не позволил Шасе найти более подходящий ответ. Так с ним никто никогда не разговаривал, тем более тот, кто ниже его по положению.
– Обратно – это как? Как ты отводишь назад кожицу, когда балуешься со своим соленым членом? Это ты имел в виду? – спросил Манфред. Аплодисменты заставили его забыть об осторожности, он подошел ближе и оказался прямо под стоящим на причале мальчиком.
Шаса без предупреждения бросился вперед, а Манфред не ожидал этого так скоро. Прежде чем они разгорячатся для драки, он полагал обменяться еще несколькими оскорблениями.
Шаса прыгнул с высоты в шесть футов и налетел на Манфреда всем телом, всем своим гневом. Воздух вышибло из груди Манфреда, и, сцепившись, мальчишки упали на груду мертвой рыбы.
Они покатились, и Шаса ощутил силу противника. Руки у того оказались крепкими, как деревянные балки, а пальцы, которыми он вцепился в лицо Шасе, – подобными железным крючьям. Только внезапность и опустевшие легкие Манфреда спасли от немедленного унижения Шасу, так поздно вспомнившего наставления Джока Мерфи, учившего его боксировать.