– Ух ты, как больно, а ведь удар нацелен даже не в меня.
– Ну хорошо, маленькая мисс Всезнайка, – вызывающе сказал Шаса. – Если ты такая умная, что написано на том знаке?
Он показал на большой белый щит рядом с автобаном.
Буквы были черные, и Тара прочла вслух:
– Здесь написано: «Евреи! Двигайтесь прямо! Дорога приведет вас в Иерусалим, где вам место!»
Поняв, что она сказала, Тара в замешательстве покраснела, наклонилась вперед и рукой коснулась плеча Дэвида.
– Дэвид, прости. Мне не следовало читать вслух такую мерзость!
Дэвид сидел прямо, глядя вперед через ветровое стекло, и несколько секунд спустя скупо улыбнулся.
– Добро пожаловать в Берлин, – прошептал он. – В центр арийской цивилизации.
* * *
– Добро пожаловать в Берлин! Добро пожаловать в Берлин!
Поезд, который провез их через пол-Европы, подошел к вокзалу, пуская облака пара из гидравлических тормозов, и приветственные крики почти заглушили оркестр, игравший военный марш.
– Добро пожаловать в Берлин!
Как только вагон остановился, встречающие бросились вперед, и вышедший из вагона Манфред Деларей очутился в вихре пожеланий успеха, улыбающихся лиц, дружеских рукопожатий, венков, смеющихся девушек, вопросов и фотовспышек.
Других спортсменов в широкополых шляпах, в зеленых пиджаках с золотой отделкой, белых брюках и обуви тоже окружила толпа. Прошло несколько минут, прежде чем суматоху прервал громкий голос.
– Внимание! Прошу внимания!
Оркестр сыграл барабанную дробь, и вперед выступил высокий человек в темном мундире и очках в стальной оправе.
– Прежде всего позвольте тепло приветствовать вас от имени фюрера и немецкого народа; добро пожаловать на Одиннадцатые Олимпийские игры. Мы знаем, что вы представляете дух и мужество южноафриканского народа, и желаем вам успеха и много-много медалей.
Аплодисменты и смех. Говоривший снова поднял руки.
– Вас ждут машины. Они отвезут вас в Олимпийскую деревню; там все готово к тому, чтобы ваше пребывание стало приятным и запомнилось. А теперь моя приятная обязанность – представить молодую леди, которая следующие несколько недель будет вашим гидом и переводчиком.
Он поманил кого-то из толпы. К нему подошла молодая женщина и повернулась лицом к спортсменам. Послышался коллективный вздох и одобрительный гул.
– Это Хайди Крамер.
Высокая и сильная, но очень женственная, с фигурой как песочные часы, изящная, как танцовщица, с осанкой гимнастки. Волосы у нее были как рассвет над Калахари, подумал Манфред, а когда она улыбалась, сверкали зубы, совершенные, с острыми и прозрачными, как тонкий фарфор, краями, но глаза не поддавались описанию, более голубые и чистые, чем африканское небо в полдень. Манфред мгновенно понял, что более великолепной женщины он никогда не видел. Эта мысль заставила его почувствовать себя виноватым перед Сарой, но по сравнению с этой немецкой валькирией Сара казалась котенком перед самкой леопарда в расцвете сил.