Наконец она уснула, сидя в кресле и подобрав под себя ноги, и проснулась от телефонного звонка. Она взяла трубку, еще не проснувшись полностью.
– Блэйн! – Она сразу узнала его голос. – Который час?
– Четыре утра. Несколько минут пятого.
– Что-то случилось, Блэйн?
Теперь она окончательно проснулась.
– Изабелла, – сказал он. – Она просит тебя.
– Меня?
Сантэн смутилась.
– Она хочет, чтобы ты пришла.
– Я не могу, Блэйн. Это невозможно, ты же знаешь.
– Она умирает, Сантэн. Врач говорит, что она не проживет и дня.
– О боже, Блэйн, мне жаль. – Она с удивлением поняла, что ей действительно жаль. – Бедная Изабелла…
– Ты приедешь?
– Ты этого хочешь, Блэйн?
– Это ее последняя просьба. Если откажем, нам гораздо труднее будет переносить вину.
– Я приеду, – сказала она и повесила трубку.
Ей потребовалось несколько минут, чтобы умыться, переодеться и чуть подкраситься. Она ехала по почти пустым улицам, и только в большом доме Блэйна на Ньюленд-авеню в окнах горели огни.
Он встретил ее у двустворчатой входной двери из красного дерева и не обнял, а просто сказал:
– Спасибо, Сантэн.
Только тут она увидела стоящую в прихожей за ним Тару.
– Здравствуй, Тара, – поздоровалась она. Девушка плакала. Ее большие серые глаза опухли и покраснели, а лицо было таким бледным, что рыжие волосы, казалось, пылали. – Сочувствую.
– Нет, не сочувствуете.
Тара враждебно смотрела на нее, потом ее лицо дрогнуло. Она всхлипнула и убежала по коридору. В глубине дома хлопнула дверь.
– Она очень расстроена, – сказал Блэйн. – Извини ее.
– Я понимаю, – ответила Сантэн. – Я это заслужила.
Он покачал головой, не соглашаясь, но сказал только:
– Пойдем.
Они бок о бок поднимались по винтовой лестнице, и Сантэн негромко спросила:
– Что с ней, Блэйн?
– Отказ позвоночника и нервной системы. Процесс, который шел долгие годы. Теперь еще пневмония, и она не может сопротивляться.
– Боли? – спросила Сантэн.
– Да, – ответил он. – У нее постоянные боли, которых обычный человек не вынесет.
Они прошли по широкому, устланному ковром коридору к двери. Блэйн постучал и открыл:
– Прошу.
Комната была большая, в спокойных зеленых и синих тонах. Занавески были задернуты, на столике у постели горела лампа, рядом стоял человек, очевидно, врач. Блэйн и Сантэн подошли к кровати под балдахином на четырех столбиках, и хотя Сантэн старалась подготовиться, она вздрогнула, увидев фигуру на взбитых подушках.
Она помнила строгую и спокойную красоту Изабеллы Малкомс. Теперь на нее ввалившимися глазами смотрела мертвая голова, и сморщенные растянутые губы улыбались, обнажая желтоватые зубы. Эта застывшая улыбка казалась непристойной. Эффект усиливали рыжие волосы, облаком окружавшие изуродованную голову.