В последние восемь дней он обошел множество полицейских постов, избежал множества облав, но чувствовал, что удача вот-вот ему изменит. Больше у него не осталось укрытий. Дорога перед ним вела только на виселицу.
Манфред смотрел в грязное окно кафе, и его внимание привлекло название на противоположной стороне улицы. Что-то шевельнулось в памяти, но сначала он никак не мог это ухватить. Потом неожиданно ощутил подъем духа и слабую надежду.
Выйдя из кафе, он пошел по улице, название которой узнал. Район быстро превратился в скопление лачуг и развалюх, и на грязных неровных улицах больше не встречались белые лица. На него бесстрастно, через непроходимую пропасть, которая в Африке разделяет расы, из окон и зловонных переулков смотрели только черные.
Он нашел то, что искал. Это был небольшой магазин, заполненный черными покупателями, шумными и смеющимися, к спинам женщин были привязаны дети, и все здесь торговались за сахар, мыло, парафин и соль. Но шум сразу прекратился и стало тихо, когда в магазин вошел белый; ему уступили дорогу, но никто не смотрел на него прямо.
Хозяином оказался престарелый зулус с белоснежной пушистой бородой, одетый в потрепанный европейский костюм. Он оставил черную покупательницу, подошел к Манфреду и, почтительно склонив голову, выслушал его просьбу.
– Пойдем со мной, нкози.
Он провел Манфреда через склад в глубине магазина.
– Придется подождать, – сказал он. – Может, долго.
И вышел.
Манфред опустился на груду мешков с сахаром. Он был голоден и устал, и рана снова давала себя знать. Он уснул, а проснулся от прикосновения руки к плечу и глубокого низкого голоса:
– Как ты узнал, где меня искать?
Манфред встал.
– Отец объяснил, как тебя найти, – ответил он. – Здравствуй, Сварт Хендрик.
– Прошло много лет, маленький Мэнни. – Рослый овамбо улыбнулся щербатым ртом; его голова, покрытая шрамами, была голой и блестящей, как пушечное ядро. – Много лет, но я никогда не сомневался, что мы снова встретимся. Никогда за все эти годы. Боги дикой природы снова свели нас вместе, маленький Мэнни. Я знал, что ты придешь.
* * *
Двое мужчин были одни в задней комнате дома Сварта Хендрика. Это был один из немногих кирпичных домов в пригороде «Ферма Дрейка». Но кирпич был необожженный, и дом не так уж отличался от окрестных лачуг. Сварт Хендрик давно научился скрывать свое богатство от белой полиции.
В передней комнате работали или готовили пищу женщины, плакали или смеялись у их ног дети. В соответствии с его положением у Сварта Хендрика было шесть городских жен, которые мирно сосуществовали. Собственническая ревность привыкших к моногамии женщин Европы была им совершенно чужда. Старшие жены играли важную роль при выборе младших, и чем больше было этих младших жен, тем большим уважением пользовались старшие; кроме того, они не возражали против отправки содержания деревенским женам и их потомству или против периодических посещений мужем деревни для увеличения числа отпрысков. Все они считали себя частью одной большой семьи. Когда дети в деревне подрастали настолько, чтобы отправиться в город, завершать образование и на заработки, они оказывались в окружении множества приемных матерей и пользовались той же любовью и получали те же наказания, что и в краале.