— Мне надо было его почистить, — извиняется он.
— Ничего, я залезу, — она идет к лестнице. Скиннер учил её всегда держаться одной ногой и одной рукой на лестнице, не думать, где находишься и не смотреть вниз. Это длинный подъем, наверх, к изгибу гладкого кабеля. Скиннер, должно быть, делал это тысячи раз, не считая ступени и не думая. Она залезает по первой лестнице, и аккуратно, чтобы не упасть, перебирается ко второй, более короткой, которая ведет собственно в комнату.
Скиннер ещё спит, когда она залезает через люк. Она по возможности старается двигаться тихо, но позвякивание заклепок куртки беспокоит его, или пробуждает какие-то воспоминания. Он что-то говорит хриплым спросонья голосом. Ей кажется, что он зовет женщину, но это точно не её имя.
Во сне Скиннера они все бегут вперед на мост, а полиция мешкает и потому отстает. Наверху висят вертолеты новостных служб с камерами и прожекторами. Начинается мелкий дождик. Скиннер крепко хватает сетку своими замерзшими пальцами и начинает забираться на неё. За его спиной толпа своим ревом заглушает мегафоны полиции и национальной гвардии, а Скиннер все лезет и лезет, упираясь своими остроносыми ботинками в ячейки. Он будто стал невесомым и взлетает на бешеной энергетике толпы, на одобрении, идущем от них. Он на вершине на одно бесконечно долгое мгновение. Он словно летит. Он первый. Он на мосту, и он бежит, бежит в сторону Окленда, а за ним толпа валит забор. Капли дождя хлещут по его лицу.
Где-то там, в ночи, на другом конце моста, другие люди сломали такой же забор. На середине моста они встретились, эти две потерявшиеся армии, смешались, слились воедино, взялись за руки и запели свой странный гимн о том, что нельзя выразить простыми словами.
В сумерках первые люди пошли на штурм опор моста.
Одним из них был Скиннер.
Она как раз варила кофе, когда увидела, что он открыл глаза.
— Я думал, ты не вернешься, — произнес он.
— Я вышла пройтись. Я никуда не уйду. Вот кофе.
Он улыбнулся, глядя вдаль.
— Я вспоминал…
— Вспоминал что?
— Я не все помню… мы пели. Под дождем…
Она принесла ему кофе в тяжелой фарфоровой чашке, его любимой, и помогла ему отпить.
— Скиннер, ты был среди тех, кто пришел тогда из города? Когда захватили мост?
Он странно посмотрел на неё. Кофе попал ему не в то горло, его глаза вылезли из орбит, он закашлялся, вытер рот тыльной стороной руки.
— Да, — ответил он. — Да. Под дождем. Мы пели. Я помню это.
— Ты создал это место, а, Скиннер? Эту комнату? Ты помнишь?
— Нет, — ответил он, — нет… иногда я не могу вспомнить… мы карабкались. Вверх. Мы лезли, а вокруг летали вертолеты. Мы махали им, некоторые люди срывались вниз… у самой вершины. Мы лезли на самый верх…