Вадим грустно улыбнулся, вспомнив, как впервые привез мать посмотреть новую квартиру.
— Министерство уже давало мне квартиру.
— Хотите сказать, что больше не даст? — понимающе подмигнул Керзон. — Ладно, пусть не дает. Сами возьмем. Купите кооператив.
Вадим поежился. По его мнению, чтобы купить кооперативную квартиру, надо было работать всю жизнь и еще немного. И вообще, все нормальные люди получали государственные квартиры. В покупке кооператива было, с точки зрения Вадима, что-то ненадежное и как бы не совсем приличное.
— Ну… — смущенно протянул он. — Конечно, когда-нибудь куплю.
— Да не надо когда-нибудь! — взволнованно воскликнул Керзон. — Не откладывайте на завтра то, что можно съесть сегодня! Слушайте, у меня на примете есть чудный дом в хорошем районе, не абсолютный центр, но и не Черемушки. Председатель кооператива мне хороший друг, почти родственник — он женат на моей первой жене. Он подберет вам приличную квартирку. Какую хотите — двух- или трехкомнатную?
Вадим озадаченно посмотрел на Семена.
— Я… э-э… у меня, — промямлил он, — у меня и денег таких нет. Да и не знаю я, как это все делается.
У него даже зубы заныли при мысли о хождениях по инстанциям, о ворохах бумажек, которые следовало собрать.
— Деньги будут! — махнул рукой Керзон. — Не в деньгах счастье, а в их количестве. А делать ничего не надо. Вы человек творческий, вам — искусство, а Керзону — Керзоново. Сделаем!
Вадим колебался. Разговор получался странный, нереальный какой-то.
Керзон проницательно взглянул на него и сказал совершенно серьезно, даже торжественно:
— Главное — захотеть. А вы хотите?
Вадиму вдруг показалось заманчивым захотеть чего-нибудь. Неважно чего. Хотеть — значит снова быть втянутым в житейский водоворот, снова испытывать радости и разочарования, предвкушение и исполнение желаний. Он кивнул, соглашаясь.
Через пару дней Керзон принес ему складно составленную бумагу, в которой Вадим обращался к руководству Госконцерта с просьбой выделить ему личного редактора, ввиду огромной концертной загруженности, длительных гастрольных поездок и еще чего-то там. Должность редактора, разумеется, была формальной, поскольку таких понятий, как менеджер или импресарио, в Советском Союзе просто не существовало.
— Но тут не сказано, что моим личным редактором будете вы, — заметил Вадим. — Может быть, вписать?
— Ни-ни! — возразил Керзон. — Они этого не любят — чтобы им указывали. Они сами решат.
— А вы уверены, что они решат, как надо?
— А вот это уж моя проблема! — засмеялся Керзон.
«Они» решили как надо. У Вадима появился личный редактор, сразу же принявшийся за дело. Оказалось, что Глинский во многом совершенно не разбирался. Например, в концертных ставках.