Он прижал Галю к стене, размахивал измятым листком, хрипел, захлебываясь ненавистью, жалостью, отчаянием:
— Я вот не смог бы так! Не смог бы… Я бы сел! На пять лет, на десять! Не испугался бы. За любимую женщину… А он струсил, удрал!
— Хватит! — закричала Галя с такой яростью, что Ворон опомнился, замолк, отступил. — Не лей напрасно слезы, не пожалею.
Особист заметался по тесной комнатке, скрипя зубами, мыча, не в силах выразить раздиравшие его чувства. И наконец нашел причину своих бед, нашел виноватых. Торжествующе ткнул в Галину пальцем:
— Вы! О-о! Это вы… Ты и Маринка… Вы сбили ее с толку! Вы ей голову заморочили! Из-за вас… если бы… она сама бы не решилась… не додумалась бы…
И вдруг Галя все поняла. Глинский увел у особиста жену. С точки зрения брошенного мужа — это преступление. Но в Уголовном кодексе ни статьи такой, ни даже официального названия подобному преступлению нет. И теоретически сесть Глинский мог только за реальные свои дела, о которых Галина не знала и знать не хотела. А вот особист знал. Раскопал, разнюхал. Она так ясно это поняла, как если бы Ворон сам сказал ей.
Раздувая ноздри, задыхаясь от гнева, она приблизила к Вячеславу свое пылающее лицо, скривила яркие полные губы в презрительной ядовитой усмешке и прошептала, глядя прямо в водянистые глаза Ворона:
— А Голощекин помог тебе вернуть Альбину на путь истинный, так ведь?
Ворон дернулся, как от удара, и отпрянул. Щеки его затряслись, он взвизгнул:
— Это неправда! Неправда!
Галя продолжала наступать на Ворона, тесня его в угол, а он отступал, уворачивался.
— Только ты помни, что Голощекин никогда ничего просто так не делает.
Она со злой радостью заметила, как на лбу и висках особиста выступили бисерины пота. Решительно отодвинула его и спокойно вышла, не оглядываясь.
Ворон посмотрел ей вслед долгим запоминающим взглядом. Потом поправил на плечах сползающий белый халат, вышел в коридор и снова принялся мерить его шагами. Пять шагов туда, пять обратно. Длина цепи, сковывавшей его с Альбиной.
Он остановился возле двери аптеки. Тишина за ней вдруг испугала его. До сих пор он все время слышал какие-то звуки: шаги, звяканье медицинских инструментов, разговоры Марины с Галей… А теперь совсем тихо. Что там? А если она умерла… или умирает… а они скрывают это от него? От него всегда все скрывают! Они еще не знают, что от него ничего нельзя скрыть. Он насквозь их всех видит.
Ворон решительно шагнул к двери и приоткрыл ее. Маленькая настольная лампа была заслонена газетой. Альбина спала, укрытая до подбородка серым больничным одеялом. Марина дремала, сидя за столом и положив голову на руки. Услышав короткий скрип открывающейся двери, она вздрогнула и подняла голову.