— Мама?
Голос Ливии заставил Йоакима приподнять голову. Он прислушался. Стиральная машина уже выключилась, и часы показывали 23.52. Он спал только час.
— Мама?
Крики продолжались, и Йоаким встал с постели. На пороге детской он остановился.
— Мама?
Ливия лежала под одеялом с закрытыми глазами, но в свете лампы из коридора видно было, как голова девочки резко поворачивается из стороны в сторону. Ливия судорожно сжимала кофту Катрин, и Йоаким склонился над дочерью, чтобы разжать ее пальцы.
— Мамы нет, — сказал он, убирая кофту в сторону.
— Нет, она здесь.
— Спи, Ливия.
Девочка открыла глаза. Теперь она его узнала.
— Нет, останься со мной, — попросила она.
Йоаким вздохнул, но Ливия уже проснулась, и выбора у него не было. Раньше этим всегда занималась Катрин. Он осторожно прилег на краю короткой детской кровати. Нет, так он никогда не сможет уснуть. Йоаким заснул через пару минут.
Перед домом кто-то был.
Йоаким открыл глаза. В комнате было темно. Он ничего не слышал, но чувствовал, что на хуторе кто-то есть. Сон как рукой сняло.
Где часы? Он понятия не имел, сколько спал. Может, час, а может, три.
Приподняв голову, Йоаким прислушался. В доме было тихо. Слышно было только тиканье часов и размеренное дыхание Ливии.
Поднявшись, он шагнул к двери, и в этот момент за его спиной раздался голос Ливии:
— Папа, не уходи.
Он замер.
— Почему?
— Не уходи.
Ливия лежала неподвижно, лицом к стене. Неужели она говорит во сне? Йоакиму были видны только ее светлые волосы. Он подошел к кровати и присел на край.
— Ливия, ты спишь? — спросил он тихо.
Через пару секунд дочь ответила:
— Нет.
Голос не был сонным.
— Ты спишь?
— Нет, я вижу вещи.
— Вещи? Какие вещи?
— За стеной.
Ливия говорила монотонным голосом. Дыхание ее было спокойным и равномерным, как у спящей. Йоаким нагнулся к ней ниже.
— Что ты видишь? — спросил он.
— Свет, воду… тени…
— А что еще?
— Свет.
— Ты видишь людей?
Пауза. Потом ответ:
— Маму.
Йоаким застыл. У него перехватило дыхание. Что, если Ливия действительно видит «вещи». Не расспрашивай больше, иди спать, сказал он себе, но кто-то словно тянул его за язык.
— Где мама? — спросил он.
— За светом.
— Ты видишь…
— Все стоят и ждут, — перебив его, сказала Ливия. Теперь она говорила громче и быстрее: — И мама тоже с ними.
— Кто все? Кто ждет?
Ливия не ответила.
Она и раньше говорила во сне, но никогда так четко. Йоакиму показалось, что она играет с ним в какую-то игру, но он все равно не мог удержаться от вопроса:
— Как она себя чувствует?
— Мама тоскует.
— Тоскует?
— Она хочет войти.
— Скажи, что… — Йоаким сглотнул, но во рту у него пересохло. — Скажи, что она может войти.