Мила была готова простить Андрею абсолютно все. Хотя это вопрос, кто кого должен простить. Она боялась остаться без него. Панически.
Когда же он вернется? Сначала Мила думала, что Андрей кинется-бросится за ней вслед. И пока она ехала домой все время смотрела в зеркало заднего вида: не догоняет ли? Но прошло уже три часа, а мужа все нет. Она сама разрушила свое счастье. Глупая женщина…
Теперь счастьем казалось абсолютно все: Андрей чистит картошку, моет посуду, смотрит телевизор, лежа на диване. А когда она вспомнила об их ссорах и сладостных перемириях, к горлу подступил комок, и Мила расплакалась. В голос. По-бабьи. Неэстетичное зрелище, между прочим.
* * *
Марина так крепко обнимала его за шею, не отпуская от себя, что Андрею с трудом удалось разжать ее руки.
— Марина, ну и хватка у тебя… Давай я отвезу тебя домой…
— Ты что, вернешься к ней? Она же изменила тебе! Ты это понял?! Из-ме-ни-ла!
— Во-первых, я так не считаю. А во-вторых, я сам виноват в том, что случилось. Не понимаешь?
— Нет…
— Мила не из тех женщин, которые вертят хвостом налево и направо. Мила могла сделать это, только влюбившись. Наверняка этот мужчина приложил немало усилий, чтобы ей понравиться. И раз ему это удалось, значит, я был совсем плох. Уделял мало внимания, не был галантным кавалером, подарков не дарил, слов ласковых не говорил. А то, что сделано по любви, — это не измена. Скорее, я изменил Миле. Потому что не влюблен в тебя. А так… От обиды, от злости. На себя. Извини, Марина. Ты, конечно, раскрыла мне глаза, но… Я все равно люблю свою жену. Милу. И хочу просить у нее прощения.
— Ты у нее?
— Да.
— Ты у нее?!
— Да.
— За что?
— Я же уже сказал. За то, что уделял мало внимания…
— Ты что, не ревнуешь ее?
— Я всегда ее ревную, всю жизнь. А она меня — нет.
— Потому что не любит?
— Нет. Просто у Милы своя теория насчет ревности. Она считает, что ревнует только неуверенный в себе человек. Именно в себе, а не в партнере. Неуверенный в том, что он лучший. А она в себе уверена. В том, что лучше ее нет никого. И, значит, нет конкурентов. А следовательно, нет повода, чтобы меня ревновать. Всегда, когда Мила делала что-то такое, что мне не очень нравилось, она обвивала мою шею своими ручками и шептала мне на ухо: «Ты же все равно меня любишь. Я ведь лучше всех». Она не спрашивала меня об этом, она это утверждала.
— Значит, как Мила, так «обвила ручками»? А как я, так «хватка»?!
— Марина, а Марина? Ну откуда ты взялась на мою голову?!
* * *
Обессиленная и заплаканная, Мила уснула. А когда проснулась, было уже утро. Она подхватилась с постели и выбежала из спальни: