— Да, в ресторане ему было бы лучше, — хмуро проговорила Эспер. — Но я помню его еще таким, когда ему нравились оладьи с моллюсками, жареные бобы под соусом и имбирные пряники. Думаю, ничего с ним не случится, если сегодня он вспомнит свое детство.
— Да… Конечно, — слегка улыбнулась Элеонора.
Она пристроилась в виндзорском кресле, распространяя вокруг себя тонкий аромат французской гвоздики. Ее темные волосы отливали матовым блеском, в мочках ушей красовались большие жемчужины, к блузке из ирландских кружев была приколота брошь с бриллиантами и сапфирами, а также маленькие часики.
— Может, вам чем-нибудь помочь? — проговорила она лениво, глядя на огонь.
— Нет. У меня уже все готово, а Карла накроет стол. Она это умеет. Гостевые приборы, милая, — сказала Эспер девочке, показав глазами на стаффордширский сервиз, стоящий в шкафчике. Когда Эспер жила с Уолтом, пользовались обычно только оловянной посудой.
Карла проворно кинулась выполнять просьбу бабушки. Ей очень нравились большие синие тарелки с картинками в середине: фрегат «Конституция» и президент Вашингтон, гордо восседавший на коне.
Дверь в старую кухню снова открылась, и на пороге показался Генри.
— «Паккард» не помещается в сарае, — сказал он жене. — Пришлось послать Бриггса в город, чтобы он нашел там приличное место для машины. Не скажу, чтобы он очень обрадовался этому поручению. По такой погодке…
Миловидное лицо Элеоноры скривилось. Она обеспокоенно нахмурилась.
— Надеюсь, он все-таки не очень огорчился. Не хотелось бы его увольнять в поездке.
— А для дяди Уолта тоже ставить? — спросила Карла, остановившись в нерешительности у стола с ложками в руках.
Эспер со стуком опустила на стол фарфоровую сахарницу.
— Что за вопрос! Конечно, ставить! Он вот-вот придет.
— Плохая погода, — неожиданно проговорил Генри, выглянув в окно. — Но наш Уолт все же морской волк. Его можно смело пускать по рифам с завязанными глазами и на любой посудине.
Эспер тут же захлестнуло теплое чувство к старшему сыну. Она немного удивленно посмотрела на Генри. Значит, он не окончательно еще забыл свои детские годы. Значит, он не так удалился от нее, как она опасалась. Ведь он наполовину Ханивуд несмотря на определенное сходство с Эймосом. Он был такой же большой и белокурый, как его отец. Черты его лица были резче, чем у Эймоса, и он обладал уверенностью в себе, чего всегда так не хватало старшему Портермэну. Эспер коснулась своей рукой руки сына и побежала к парящимся на плите оладьям.
— Ма, у тебя есть дождевик? — спросил Генри, следуя за ней. — Надо бы сходить в Малую Гавань, может, я что-нибудь узнаю.