– Другом?
– Возможно, не столь громко, но… приятелем… добрым знакомым; словом, не считал ли он вас человеком, коему можно выговариваться?
– Не уверена, – отозвалась графиня, даже не примолкнув ни на миг, чтобы задуматься. – Если вам любопытно знать, не рассказывал ли он мне чего-то, что выходило бы за рамки обыкновенного, прозаичного, не говорили ли мы о его личной жизни, то – нет. Мое с ним общение было таким же, как и с каждым здесь. И все.
И все. Более спрашивать не о чем. Не о чем говорить. Теперь остается лишь еще раз изъявить свидетельнице признательность за содействие и удалиться…
Уйти. Подняться, повернуться спиной к этому взгляду, к этим глазам, к этой улыбке, от которых жизнь единственно и кажется наполненной смыслом, и – уйти…
– Вы уверены?
Жест отчаяния. Чтобы потянуть время. Чтобы остаться подле нее – еще хоть на минуту, чтобы еще хоть недолго слышать, видеть, почти ощущать – на расстоянии вытянутой руки…
– Быть может, он и не заводил душевных бесед, но как-то вскользь… Быть может, когда-либо при разговоре с ним у вас промелькнула мысль, что говорит он о чем-то не обыденном, не совсем понятном, но вы не придали этому значимости, а после позабыли?
– В таком случае, майстер Гессе, припомнить это будет тем более затруднительно. Мне от души жаль, что я не смогла вам помочь, – вздохнула она, скосив глаза на дверь, и Курт понял, что его дальнейшее здесь пребывание тщетно, принуждённо и излишне…
Осталось лишь подняться и уйти… Этот разговор, эта встреча так и окончится ничем – просто взгляд, улыбка… и обещание, оказавшееся всего лишь игрой. Обычная забава красивой женщины, знающей себе цену. Флирт. Развлечение. Для ублажения собственного тщеславия.
– Да, – едва сдерживая внезапную злость, ожесточение на себя самого, на собственную глупость, бросил Курт, поднявшись. – Жаль.
Надо было проститься и уйти, но сдвинуться с места не выходило – словно ноги пригвоздили к темным доскам пола, намертво, железными штырями…
Маргарет улыбнулась снова, но теперь от этой улыбки свело зубы, точно от глотка ледяной воды из ручья.
– Прощайте, – сумел, наконец, выговорить Курт.
Сумел отвернуться, сумел сделать шаг – тяжелый, трудный…
– Майстер инквизитор, – окликнул его до боли благожелательный голос, и он встал на месте, вновь оцепенев, вновь утратив способность двигаться; все, на что хватило выдержки, это принудить себя так и остаться стоять спиною к ней, не поворачивая головы, дабы не видеть этих глаз…
– Да?
Это вышло неучтиво, едва ли не дерзко, но следить за собою сейчас попросту недоставало сил…