– Словом, – вздохнул Курт, – никто из его знакомых девиц не может быть той, кого мы отыскиваем, и не может нам помочь узнать о «ней» ничего конкретного, потому что или знали его мимолетно, или же… Однако, заметь: именно с полгода назад он и прервал любые с ними отношения, не заведя при этом таковых ни с одной из горожанок. Открыто, я имею в виду.
– Вернулись к тому, с чего начали, – пожал плечами Бруно. – Ищи другие подходы, я со своей стороны сделал, что мог.
– Ясно, – не слишком опечаленно подвел итог Курт, решительно хлопнув по коленям ладонями, и поднялся, потягиваясь. – Стало быть, зайдем с иной стороны – он, как будто, много времени проводил в библиотеке, значит, надо взять за шкирку библиотекаря и вытрясти из него все о том, чем Шлаг там занимался; вообще, конечно, об этом надлежало бы подумать много раньше…
– Но раньше это как-то ускользало от твоего проницательного ума, – ехидно сообщил Бруно; Курт лишь отмахнулся. – Затупился… хм… ум?.. Но ты с лихвой восполняешь это крепкой хваткой; собственно, что еще от инквизитора требуется – не обязательно быть шибко умным, достаточно быть въедливым…
– А вот этих слов, – на миг помрачнев и невольно покривившись от неуместных воспоминаний, холодно оборвал его Курт, – от тебя лично я чтобы более не слышал. В противном случае я начну размышлять о том, не сохранил ли ты, кроме цитат, от прежнего знакомства и тягу к скверным идеям, одна из которых – бить следователей Конгрегации в спину. Не заставляй меня оглядываться. Это – понятно?
Бруно не ответил, а он не стал заострять внимания на внезапно воскресшем конфликте; Курт и без оправданий бывшего студента, коих, как обычно, не последовало, знал, что сказанное сорвалось с языка безо всякой связи с прошлым, с тем, кто сказал это первым почти год назад, и – сказано было оттого, что соответствовало истине. А еще он понимал, что, невзирая на не раз упоминаемое «окончание академии cum eximia laude[67]», логические рассуждения, выстраивание в нужном порядке ведомых ему фактов – не самая его сильная сторона. Все его успехи были собою обязаны лишь мгновенным прозрениям, как то было подле тела Филиппа Шлага, а также чуткости к деталям, не запримеченным другими; но вот связать эти детали и озарения вкупе, установить их в стройную линию – это выходило не всегда. Возможно, это еще настанет с опытом…
«Лет через десять стал бы неплохим следователем» – по уже проложенной из минувшего тропке пришло на память еще одно изречение все из тех же уст, и руки под перчатками неприятно заныли, отзываясь мнимой болью в бедре и под ключицей.