— Вы о чем спрашиваете? — растерялся путеобходчик, и глаза его расширились от удивления. — Деньги? Я и рубля не тронул. Нет уж, товарищ, я на это…
Мокрышев улыбнулся смущенно, обиженно. Один нижний зуб у него был слегка выщерблен. Так как Сергей, задавая вопрос путеобходчику, имел в виду золотой зуб Смирнова, то он почти подсознательно задержал взгляд на выщербленном зубе путеобходчика. Но что случилось с Мокрышевым? Почему он так смутился и торопливо сомкнул губы, плотно сжав их? Почему в его глазах появились испуг и страдание? Э, тут что-то неладное!
— Идемте сядем, товарищ, — упавшим, скорбным голосом сказал путеобходчик. — Я вам все расскажу, покаюсь. Самому легче на душе станет…
Он потянул за рукав Сергея в сторону, к канаве. Усаживаясь на траву, Мокрышев тревожно взглянул на свой домик и, точно ему стало мучительно стыдно, закрыл лицо руками.
Сергей с бьющимся сердцем ожидал его признаний.
Путеобходчик отвел загорелые руки от лица. В первый раз он заискивающе посмотрел на Рубцова.
— Товарищ, вы только моей жене не говорите. Прошу. Не скажете?
— Это будет зависеть…
— Да, пустяк, товарищ, а мне будет стыдно перед семьей… Некрасиво получилось. Понимаете? Дело было так. Когда я его увидел, то подумал, может, он еще живой. Стал оттаскивать на бровку и перевернул лицом вверх. Ужас меня охватил, когда я его лицо увидел. А тут еще деньги, еще одна пачка из кармана вывалилась. И часы из карманчика выпали. Денег я не брал. Даю честное слово. Только глянул я еще раз на него — вижу: из брючного карманчика, что у пояса, для часов, тянется шелковый шнурочек и на нем кожаный кисетик, крохотный, величиной с наперсток. Удивительный кисетик! Страшно мне, а любопытство разбирает. Что, думаю, в таком кисетике может быть? Раскрыл его, а там…
— Золотой зуб?! — вскрикнул Сергей.
— Зуб или коронка это называется, ну в общем — зуб.
«Смирнов! Это Смирнов!» — пронеслось в голове у Сергея, и сердце его тягостно заныло.
— А где эта коронка?
— У меня. Я спрятал дома, жене не показывал, постеснялся…
— А сумочка где? Выбросили?
— Нет, с кисетиком этим и шнурочком спрятал. Шнурочек был петелькой за пуговичку карманчика прихвачен.
Удрученный Сергей молчал. «Совершенно ясно, — рассуждал он, — золотая коронка была одним из средств маскировки у Смирнова. Выезжая из Синегорска, он сбрил усики, затем побрил голову и снял с зуба коронку. Узнай такого по прежним приметам!»
— Как оно случилось? — печально продолжал Мокрышев свою исповедь. — Почему я денег не тронул, а на такую ничтожную вещь польстился? Сам никак не пойму…