её горе и готов утешить её, стать для неё настоящей опорой и единственным защитником в такое тяжёлое время.
Генрих глубоко вздохнул, поднялся, вышел из-за стола и, приблизившись к Вере, ласково взял её за руку.
– Мне очень жаль, – произнёс он со всей искренностью, на которую был способен. – Из такой мясорубки, в которую попал ваш муж, живыми не выходят…
Вера резко вырвала руку. Глаза её мгновенно просохли и теперь гневно блестели.
– Я вам не верю! – отчаянно выкрикнула она. – Не верю!
И опрометью вылетела из кабинета, хлопнув дверью.
Генрих Штольц печально и озадаченно смотрел ей вслед. Эта женщина была совершенно непредсказуема. А ведь, казалось, он уже был почти у цели, почти держал её в своих руках. В прямом и переносном смысле.
Прошло несколько дней. Дарьинская осень вступила в свою худшую пору. Периодически шёл дождь, облетали мокрые последние листья, ночью подмораживало.
Вера выходила на опушку, туда, где убили девочек, собирала последние грибы, в этом году их было много, слушала тоскливый, настороженный шум леса. Шум этот говорил об опасности, о невозможности побега. Подобных попыток они с Надей больше и не предпринимали, знали, что лес вокруг посёлка постоянно патрулируется.
Как-то, возвращаясь домой после такой краткой прогулки, она, без какой-либо особой мысли, повинуясь какому-то непонятному инстинкту, вместе с подосиновиками, рыжиками и сыроежками набрала несколько крепких мухоморов, положила их сушиться в чулане. Просто так, на всякий случай.
К разговору о Мише ни Вера, ни комендант Штольц больше не возвращались.
Вера, однако, знала, что затронутая тема не могла исчезнуть сама по себе, что рано или поздно она всплывёт с ещё большей остротой. Равным образом она понимала, что не сможет долго удерживать Генриха на той дистанции, которую ей не без труда удалось установить.
Всё это заставляло её постоянно нервничать, и чем дольше шло время, тем более она была напряжена, готовясь к новой атаке со стороны непосредственного начальства. Напряжению этому способствовало многое – и волнение за судьбу осаждённого, как она уже знала, Ленинграда, и тревога за будущее всей, ещё совсем недавно такой, казалось бы, незыблемо благополучной страны. Постоянно мучила её и тревога за Наташу, о которой она абсолютно ничего не знала. Оставалось только надеяться, что дети благополучно добрались до города, а потом успели эвакуироваться и с ними всё хорошо.
Периодически она строила какие-то безумные, отчаянные планы, главной целью которых было
бежать, добраться до города, найти людей, получить какую-то информацию о Наташе!