Видимо, несмотря ни на что, подспудно надеялась, что всё изменится и можно будет уехать.
Какая глупость! Разве непонятно, что никакой надежды уже нет и в помине.
Дальше – только хуже!.. – Дорогая, постарайся не скучать, прошу тебя. Я буду навещать тебя как можно чаще, – бодро пообещал Генрих Штольц.
Обнял Веру, поцеловал в холодные неживые губы.
Немногословные супруги Гальдер, строгие её охранники, вежливо отвели глаза. Генрих шагнул к ним, внушительно произнес:
– Ещё раз благодарю вас, господа. Я доверяю вам самое драгоценное, что у меня есть – мою невесту и моего будущего ребёнка.
Веру передёрнуло от этих слов, она закашлялась, чтобы скрыть реакцию.
– Мы всё понимаем, герр Штольц, – надтреснутым голосом ответила её надсмотрщица фрау Гальдер, сухопарая седая женщина. – Ни о чём не беспокойтесь, ваша невеста в надёжных руках.
– Езжайте спокойно, герр Штольц, – подтвердил её угрюмый супруг, высокий, крепкий, бородатый старик. – Мы позаботимся о ней. Всё будет в порядке.
Генрих удовлетворённо кивнул, повернулся, прощально помахал Вере. Не дождавшись её ответа, сел в машину.
Хлопнула дверца. Хлопок тут же отозвался далёким насмешливым эхом. Чёрный автомобиль развернулся, вырулил на лесную дорогу и быстро исчез.
Какое-то время над поляной ещё витал удаляющийся звук мотора, но потом растворился и он, ничего, кроме шума леса, больше не было слышно.
Вера похолодела, почувствовала, как кожа покрывается мурашками. Липкие щупальца страха подползали, подкрадывались, всё крепче сжимали её раздувшееся тело под длинным, тёмно-коричневым пальто.
Эта пара, в полной власти которой она теперь оставалась, внушала ей неосознанный дикий ужас. Они казались ей не настоящими, живыми людьми, а жуткими персонажами из страшной детской сказки, Кощеем Бессмертным и Бабой-Ягой, лицемерно принявшими человеческий облик и поджидавшими свою очередную жертву.
Впервые Вера с тоской подумала о Генрихе. Как он мог её здесь оставить?!
Все её благие намерения заставить себя думать иначе полетели прахом. Никакой радости и никакого облегчения она не испытывала.
Она была совершенно одна посреди лесной глухомани, и они, её тюремщики, могли творить с ней, беспомощной и беременной, всё, что им заблагорассудится.
– Пойдём в дом, дорогая, – с натянутой улыбкой обратилась к ней фрау Гальдер.
По-русски она говорила почти чисто, с еле уловимым акцентом. Вернее, даже не с акцентом, а с какой-то особой интонацией, придающей её речи жёсткое, неприятное звучание.
– Я покажу тебе твою комнату. Адам, возьми чемодан.
Они направились в дом. Вера безмолвно и понуро шла между своими стражами.