Вера молчала, не в силах что-либо говорить, притворяться. Эта идиллическая картинка – счастливый молодой отец с ребёнком на руках – вызывала у неё чисто физическую тошноту.
Генрих заметил, что она побледнела, растолковал это по-своему.
– Не беспокойся, тебе сейчас нельзя волноваться, надо приходить в себя, набираться сил. Мы потом всё обсудим, у нас полно времени.
Он опять с гордостью уставился на младенца.
– Я бы хотел назвать его Дитрих в честь моего отца. Это полностью примирит старого ворчуна с тем, что его сын женится на русской, не правда ли, Дитрих?! Вера, ну произнеси хоть что-нибудь, скажи хотя бы – ты рада?
Вера молча кивнула, даже не попыталась изобразить улыбку.
– Я понимаю, тебе трудно сейчас говорить, – сочувственно сказал Генрих. – Молчи, молчи, дорогая!
Он наклонился над ней, по-прежнему держа малыша на руках, ласково поцеловал в лоб.
– Я вижу, тебя что-то беспокоит! Уверяю, тебе совершенно не о чем волноваться, за тобой будет специальный уход. Штефнер лично проследит за этим, не сомневайся. Если же ты волнуешься насчёт реакции твоих односельчан, то я обещаю тебе – пока ты сама не захочешь, никто не узнает о ребёнке. Больница расположена на отшибе, никого из русских, кроме твоей подруги Нади и нянечки, которой под страхом смерти велено держать язык за зубами, здесь нет. Так что не думай об этом… Тебе нужно поправляться, набираться сил, чтобы наш Дитрих рос здоровым и крепким!
Генрих снова с умилением воззрился на младенца. Он всё никак не мог привыкнуть к мысли, что это крохотное сморщенное существо – действительно его сын.
Ребёнок окончательно проснулся, захныкал, что-то его беспокоило.
Дверь палаты открылась, и вошла Надя.
– О, герр Штольц, извините, я не знала, что вы здесь, – смутилась она. – Поздравляю вас! Отличный мальчик!
– Благодарю, Надя! – тут же перешёл на русский Генрих. – Вера молодец! Мы гордиться этот ребёнок!..
Мальчик плакал всё громче.
– Разрешите, я заберу его, – предложила Надя. – Вере нужен покой.
– Да, да, конечно, – с явным облегчением согласился Генрих. – Возьмите ребёнок.
Надя подошла, ловко забрала у него младенца, что-то тихо зашептала, загугукала ему на ушко. Ребёнок внезапно замолчал, с любопытством уставился на неё.
Вера лихорадочно переводила напряжённый взгляд с одного на другого.
– Дай, я ещё раз взгляну на него, – попросила она срывающимся голосом.
Надя приблизилась.
Вера некоторое время пристально смотрела на мальчика, словно пытаясь навсегда запомнить его, потом медленно перевела взгляд на подругу. Их глаза встретились. Надя попыталась ободряюще улыбнуться, но улыбка вышла какая-то жалкая, неестественная. Она всё-таки жутко нервничала, руки, которыми она бережно сжимала малыша, еле заметно дрожали.