«Я охотно сама отдалась тебе, по своему собственному желанию». Эти слова непрерывно крутились в голове, но почему-то только усиливали его чувство вины.
Лучше бы она выплеснула обиду и негодование ему в лицо.
Вдруг снова возникли сомнения. Что, если это письмо лишь уловка, и очень умная ловушка? Не взывать к его совести, а сделать так, чтобы он сам помчался ее разыскивать и просить прощения, чтобы испытывал муки совести. Да, она рассталась с невинностью, но что, если поступила так в надежде компенсировать потерю браком с ним? Так его все-таки провели?
Он остановился в гостинице по пути в Лондон, сменить лошадей, зашел, только чтобы выпить чашку горячего кофе, и снова устремился в дорогу. Прибыв к вечеру в свой дом на Гросвенор-сквер, он так и не пришел ни к какому выводу, не найдя ответа на мучившие его вопросы.
Ее путешествие в Лондон было долгим и утомительным. Она прибыла незадолго до прибытия Кита, обогнав его совсем ненамного. У нее не было достаточно денег, чтобы сесть в почтовую карету в гостинице «Грин-Мэн». Пришлось купить билет на сельский дилижанс, где она провела долгие часы, зажатая между толстухой, которая ехала навестить сестру, ожидавшую восьмого ребенка, о чем она гордо сообщила Клариссе, и пожилым викарием. Он держал Библию так крепко, будто боялся, что ее отнимут, от него исходил сильный запах спиртного. Наконец она вышла из дилижанса, разбитая и испытывая дурноту, но счастливая, что избавилась от грохота и тряски, потому что этот вид транспорта для обычной публики являл контраст с комфортабельным экипажем лорда Рейзенби.
Она наняла карету, чтобы добраться до дома, и тем самым полностью опустошила кошелек. Когда карета свернула на знакомую улицу и она увидела свой дом, у неё вырвался долгий вздох облегчения. Дом показался таким гостеприимным. Три прошедших дня пронеслись в сумасшедшем ритме, надежды, радость сменялись страхом и отчаянием. Но весь ее прежний мирок был потрясен до основания, все перевернулось. Голова раскалывалась от боли, и она мечтала только об одном — поскорее добраться до своей комнаты и укрыться там от всего мира. И, уже отлежавшись, отдохнув, вернуться в размеренную жизнь, без драм и потрясений.
Войдя, она уже хотела подняться к себе, задержавшись, чтобы снять перчатки, как вдруг из гостиной ее окликнул дрожащий голос леди Марии:
— Кларисса? Ты вернулась? О, слава тебе Господи!
И Кларисса с удивлением увидела мать на пороге гостиной, ее чепец сбился, и видно было, что она только что встала с постели.
— Мама, дорогая, ты беспокоилась обо мне? — Она нагнулась, чтобы поцеловать мать в щеку, и заметила, что та плачет. — Мама, что с тобой? Что тебя расстроило? Пойдем в гостиную, расскажи, в чем дело.