Однако, несмотря на неоспоримое кровное родство будущего младенца и короля, была необходима еще одна малость – чтобы король признал ребенка. Нет, не объявил его наследником или принцем, достаточно было простого признания, что отцом незаконнорожденного является он. Ни о каких привилегиях и титулах речь не шла. Сейчас это не принесло бы никакой пользы, но, если Гийом Второй не сможет обзавестись наследником, у бастарда будет полное право занять престол. Это позволит в будущем избежать гражданской войны. Если подобное случится, Несвиж проиграет в любом случае и будет обескровлен настолько, что его попросту разорвут на части.
Кронпринц не был способен зачать ребенка. Это не афишировалось, но было фактом, пагубная склонность к мужеложству делала это практически невозможным. Был еще вариант – если сам король Берард переступит порог спальни своей невестки. Но в настоящий момент это еще менее вероятно, чем зачатие наследника Гийомом. Берард по-настоящему ослеплен Бланкой и не помышляет об иных женщинах.
С появлением новой фаворитки все прежние тут же были отправлены в отставку и, мало того, высланы прочь из дворца. Берард, потеряв голову, пренебрегал даже королевой. Та окончательно превратилась в полновластную владелицу своих покоев, на которые больше никто не претендовал. Все это не нравилось бефсанским баронам, и там зрела смута. Это графство так полностью и не вошло в состав королевства, являясь автономией и верным союзником Несвижа.
Бланка решительно отстранила в сторону баронессу и шагнула в коридор. Та не отважилась применять силу, опасаясь, что подобное противостояние может отрицательно сказаться на состоянии виконтессы. Ей оставалось лишь семенить рядом с Бланкой, устремившейся к выходу на конюшню, и пытаться достучаться до ее благоразумия. Скорее всего, молодая упрямица добилась бы своего, если бы на ее пути не возник высокий и крепкий, как вековой дуб, мужчина:
– Доброе утро, леди Бланка.
– Барон Гатине? Вижу, на этот раз вам удалось избежать опалы и остаться при дворе, – слегка ехидно улыбнулась девушка.
Не надо быть гением, чтобы понять: между этими двумя пробежал матерый черный кот. Впрочем, об этом не знал разве что глухой и слепой, для всех остальных, кто имеет хотя бы малейшее отношение к королевскому двору, это не является откровением. Барон – единственный, кто осмелился высказать в глаза королю свое отношение к его новому увлечению. Пренебрежение, выказываемое королеве, могло самым негативным образом сказаться на отношении дворянства Бефсана к королевской власти.