Квикка выхватил у него сосуд, тоже присосался и опустил кружку с выражением полного разочарования.
– Ты ошибся, Кеолвульф, – сказал он. – На вкус это как комариная моча.
Пока другие кружками зачерпывали варево, чтобы подтвердить эту нелицеприятную оценку, Удд с раскрытым ртом смотрел на котел, на очаг, на пар, осевший на прозрачной пленке, которая закрывала окно вместо стекла.
– Вся крепость была здесь, – бормотал он. – Теперь ее здесь нет. Должно быть, она ушла вместе с паром. Но когда пиво замораживаешь, она не уходит. Лед и пар различаются. Лед – это вода. А пар, значит, что-то другое, – он испытующе провел по запотевшей пленке пальцем, лизнул его. – Нужно брать не остаток пива, – заключил он, – а уходящий из него пар. Но как собрать пар? – и Удд задумчиво уставился на медный котел.
* * *
Шеф, утомленный и изнервничавшийся, решил провести остаток дня в парной бане. Это была маленькая деревянная хижина на краю мола, ведущий от нее помост нависал над глубокими водами фьорда, который выходил в гавань Храфнси. Каждый день раскаленные камни доставали из ямы, в которой всю ночь поддерживался огонь, тачками перевозили их в баньку, и там они лежали, часами источая жар. Для тех, кому было нечем заняться, или для уставших от работы стало привычным делом приходить в баньку и сидеть здесь по часу и больше, поливая камни водой и время от времени выбираясь на пирс, чтобы окунуться в студеную воду.
Войдя в темную парилку, Шеф понял, что в ней уже кто-то есть, сидит на одной из лавок. Всмотревшись в полумрак, он в луче света от приоткрытой двери разобрал, что это Кутред, который сидел не голым, как все остальные, а в рваных шерстяных подштанниках. Шеф помялся и вошел. Он не знал никого, кто бы охотно посидел в темноте рядом с Кутредом, но интуиция подсказывала ему, что бояться нечего. Кутред не забыл, даже в своем безумии берсерка, благодаря кому освободился от мельничного жернова. Вдобавок, услышав, что Шеф его узнал и что Шеф участвовал во всей истории с самого ее начала, с захвата в плен Рагнара, он объявил, что считает их судьбы связанными между собой.
Они вместе немного посидели в темноте, и вдруг Шеф понял, что Кутред начал говорить, тихо, чуть ли не про себя. Кажется, речь шла о Бранде.
– Здоровенный он парень, – бурчал Кутред. – Но размеры это еще не все. Знавал я некоторых почти таких же крупных и одного-двух даже повыше ростом. В шотландце, которого я убил, было в длину семь футов, я измерил. Хотя он был тонкокостный. Нет, не из-за размеров меня достает этот сукин сын, просто он весь неправильный. У него кости не такие. Посмотри на его ручищи, они в два раза больше моих. И его глаза. Его надбровья. – Протянулась рука, прошлась по бровям Шефа, и голос продолжал: – Смотри. У нормальных людей ничего нет под бровями, только глазницы. Я не смог пощупать его брови, не мог подойти близко, но я смотрел очень внимательно. У него здесь костяной гребень, его надбровья выдаются вперед. – А его зубы! – Снова протянулась рука, оттянула нижнюю губу Шефа. – Смотри, у большинства людей, почти у всех, верхний ряд зубов заходит на нижний. Когда ты кусаешь передними зубами, верхние заходят на нижние, как ножницы. А у него зубы не такие. Я долго присматривался и понял, что его зубы подходят краешек к краешку, они вообще не заходят друг за друга. Когда он кусает, это получается как топором по кирпичу. А его коренные зубы, должно быть, настоящие жернова. С ним что-то очень странное. И не только с ним, а вообще со всеми тут. Все его родичи такие. Но он хуже всех.